Институт глухонемых. Не могу описать удивление, с которым видел я успехи несчастных воспитанников, лишенных драгоценнейших для человека способностей: слуха и языка. Профессор Грасгоф, нынешний директор этого заведения, наставник умный и просвещенный, с честью исполняет важный долг, на него возложенный. Предупрежден будучи о нашем приезде, он встретил нас очень приветливо, прочел целую лекцию о моральных и физических причинах, имеющих влияние на разум глухонемых, о средствах облегчать горестное их существование и различной степени этих недостатков. В первом классе учатся от природы глухие, и следственно немые. Он доказал нам, что природная немота происходит единственно от недостатка слуха. По движению губ они понимают речи и очень явственно произносят все звуки. Весьма легко можно понимать их, но голос слишком дик и отвратителен. Они учатся арифметике, грамматике и живописи, пишут очень хорошо, многие даже занимают места в коллегиях. Первый основатель этого института, профессор Эшке, написал и систему воспитания сих несчастных.
Институт слепых не в таком совершенстве, как петербургский: он не произвел Жилина, но, впрочем, надобно отдать справедливость директору, который неусыпными попечениями способствует успехам своих воспитанников. Многие очень основательно знают геометрию, географию и музыку. Директор в присутствии нашем делал испытание в этих предметах и потом велел некоторым написать нам что-нибудь по памяти. Один из них подал мне лоскуток бумаги, на котором весьма явственно и хорошо написано было: Alexander der Befreier (Александр-освободитель). Слава великодушному монарху, которого имя произносится с такой благодарностью самими чужеземцами! Всякий русский гордится своим именем, но, чтобы в полной мере чувствовать все величие и славу нашего Отечества, надлежало следовать за победоносным нашим воинством во время торжественного его шествия с берегов Немана к Сене. Я не видал ни одного иностранца, который не говорил бы с восторгом о скромном, благородном Александре. Велики бедствия, испытанные им в знаменитый, но вместе скорбный год брани отечественной, но они в полной мере явили вселенной твердую, всегда неизменную добродетель нашего императора.
Университет занимает прекрасное здание, принадлежавшее принцу Генриху. Когда Бонапарт отнял у короля прусского Галле, многие ученые призваны были в Берлин. Мы видели в нем только кабинет натуральной истории, под надзором профессора Лихтенштейна находящийся. Собрание птиц – в своем роде единственное. Порядок и расположение достойны удивления. Лихтенштейн весьма много путешествовал, был некоторое время в Африке и других отдаленных землях, его трудолюбию и неутомимости обязан кабинет этот самыми редкими произведениями природы. Никогда не видал я такой чудесной разнообразности, никогда не удивлялся с таким душевным, трогательным умилением неизреченной мудрости Создателя и стройности создания. Восхищаясь пурпуром и золотом, которыми блестят райские птички, с неприятным чувством смотрел я на грозного строфокамила и других хищных птиц, ужас заступал место удовольствию; все эти животные, думал я, имеют одинаковый физический состав, но сколь различно их назначение! Одни оживляют сады гордых любимцев счастья, иные очаровательным своим пением веселят скромных друзей уединения, другие назначены, витая в непроходимых, знойных степях Аравии, вливать смерть и ужас!.. И между ними слабый служит добычей сильного: ни красота вида, ни сладость пения не спасают нежной малиновки от когтей кровожадного ястреба!
Фарфоровая фабрика занимает один из лучших домов Лейпцигской улицы. Фарфор не может сравниться в чистоте и красоте с мейссенским, но живопись несравненно лучше.
Биржа не так красива, как петербургская, но там можно всегда найти лучшее общество и все политические журналы.
Понравились мне также зимние гулянья в оранжереях. Там можете вы найти кофе, шоколад, чай и, что всего необходимее для немцев, – пиво. В хорошую погоду встретите много гуляющих. Лучшие из этих оранжерей в Комендантской улице и в Лимгассе.
