Обозвав себя дураком и намереваясь отодвинуть Ллис от себя, он скользнул сильными руками под облако густых черных волос, чтобы обхватить ладонями покатые плечи. Ему удалось откинуть их назад, и, когда она взглянула в его лицо, глаза ее были затуманены желанием, столь же сильным, как и его собственное. Но самую большую ошибку он совершил, опустив взгляд на холмы пышных грудей, такие нежные, такие близкие.
Исполненная желания, Ллис перестала дышать. Когда золотистые глаза любимого смотрели на нее, она ощущала его взор как жаркую ласку. Он вновь посмотрел ей в глаза, и она утонула в золотом огне, а тепло его тела все больше притягивало ее. Она таяла, как воск тает в огне.
Адам чувствовал дрожь прелестного тела, прижатого к нему. Он слышал свое прерывистое дыхание и чувствовал, как кипит в нем кровь. Он понял, что взяв ее однажды, он не утолил желания – оно стало еще сильнее. Из груди его вырвался тихий стон.
Сквозь туман страсти Ллис услышала этот звук и почувствовала, что он готов ее оставить. Чтобы помешать этому, она запустила тонкие пальцы в его золотые волосы. Сама того не зная, она искушала его.
Адам забыл о своих благих намерениях, когда острый конец языка девушки коснулся его верхней губы. Увлекаемый страстью, он уступил отчаянному желанию еще раз испить нектар этих соблазнительных губ. Сминая ее обольстительное тело, он крепко обнял Ллис и жадно и страстно поцеловал, представив ей еще одно доказательство того, чем она рискует, провоцируя такого опытного хищника, как он.
Вновь ощутив властные губы Адама, Ллис слегка приподнялась и крепче прижалась к нему, словно проверяя, насколько он владеет собой. Это было уже слишком для его знаменитой сдержанности. Чего он стоит, если колдунье так легко удается его обольстить?
Резко прервав поцелуй, Адам взглянул на женщину, которую держал в объятиях. Она дрожала, нежные щеки порозовели от страсти, губы были влажными и слегка припухшими от поцелуя. Она была так обворожительна, что он опять подумал, не вызвана ли ее привлекательность колдовством.
Он понял, что ошибся, уступив желанию побыть наедине в ее обществе, и это было плохо для них обоих. Однако эта мысль не смогла охладить кипение крови в его жилах. И в самом деле, его решение никогда больше не стремиться к близости с этой женщиной только усилило желание в последний раз ощутить ее прелесть. Различие в их духовном наследии было гарантией того, что она никогда не будет ему принадлежать. Этот факт накладывался на многие другие. Ему казалось, что многочисленные темные силы бросают ему вызов.
И хотя ему страшно хотелось никогда не отпускать эту женщину, он ослабил объятия: если он еще в силах владеть собой, то должен сделать это теперь, немедленно. Он же пришел просить прощения за то, что лишил ее невинности – благое намерение, которое угрожало только усугубить его вину!
Все еще во власти желания, Адам ласково отпустил Ллис. Она прислонилась к холодной стене и смотрела, как Адам тихо уходит и утешала себя тем, что говорили ей крепко сжатые губы мужчины – положить конец объятиям ему было не легче, чем ей.
Когда она осталась одна в своей спальне, освещенной мерцающим пламенем свечи, ее густые ресницы упали на нежные щеки, словно были не в силах выносить груз увиденного. Она изо всех сил старалась рассуждать здраво, несмотря на то, что произошло. Она предполагала, что так и будет, но от этого ей не становилось легче. Она решительно напомнила себе, что его уход можно считать благословением. Она должна быть благодарна, потому что теперь вновь в состоянии ясно мыслить, и ясность разума не смущало обаяние мужчины – этого саксонца, который презирал и ее, и то, что было ей дорого.
Ха! Природная честность Ллис посмеялась над этим самообманом.
Нет, никогда она не сможет освободиться от воспоминаний о его запахе, о вкусе его губ, о тех ощущениях, которые она испытала с ним. Она была неправа, когда позволила ему стать центром ее вселенной. И как она уже раньше признавала, несмотря на все ее усилия, она не сможет победить эту злополучную любовь. Он стал ее неотъемлемой частью.
