Послушавшись Ивейна, Анья лежала, не двигаясь. Хотя она и редко подчинялась чьим-либо приказаниям беспрекословно, теперь, очутившись в таком положении, она впервые не решилась его ослушаться. Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы не думать о том, что именно Ивейн снимал с нее одежду. Девушка решила отложить неприятные размышления до того времени, пока ей не станет лучше, и уж тогда обо всем поразмыслить. Сейчас нужно было придумать, как бы ей незаметно выведать, куда подевалось платье. Незаметно? У нее нет иного выхода, как только спросить прямо:
– А где, скажи на милость, моя одежда?
Несмотря на румянец, по-прежнему заливавший ей щеки, Анья постаралась, чтобы вопрос ее прозвучал уверенно и спокойно.
Ивейн с сожалением покачал головой, но тут же широко улыбнулся, не в силах дальше притворяться серьезным.
– Там, где она и останется, пока ты не поправишься окончательно.
Густые ресницы девушки опустились, скрывая негодование, вспыхнувшее в зеленых глазах; она пыталась сдержаться, замкнуться в своей невидимой раковине спокойствия. Это оказалось труднее, чем она ожидала. Ее редко кто так выводил из себя, как этот мужчина, так часто подвергавший искушению ее вспыльчивый нрав.
Почувствовав смятение девушки, Ивейн раскаялся… но лишь настолько, чтобы смягчить свое заявление:
– Ты в самом деле скорее поправишься, если постараешься поменьше вставать.
Еще ночью спасительная мысль осенила Ивейна. Это будет хоть небольшим утешением за будущие одинокие годы, которыми придется платить за мучительное наслаждение, испытанное, пока он созерцал и прикасался к чудесной запретной плоти, снимая одежду с Аньи. Расплаты не избежать, но, если платье исчезнет, то своевольной упрямице не удастся ничего предпринять и раньше времени встать с постели. К тому же друид понимал, что нужно что-то придумать с кобылой. Лошадь, пасущаяся у входа в пещеру, может открыть врагам их убежище.
Чтобы решить обе эти проблемы разом, Ивейн в глухую полночь свернул в тугой узелок зеленое платье Аньи и вышел, намереваясь отвести лошадь подальше, в заросшую лесом долину. По дороге он, не раздумывая, забросил в кусты узелок с одеждой. В долине, среди громадных деревьев, с ее обильной травой под ногами и ручейком, стекавшим сверху с крутого склона в прозрачное озерцо, он снял с кобылы седло и упряжь. Заметив, что маленький мешочек Аньи лежит у него в котомке и не желая признаваться ей в своем любопытстве, жрец быстро переложил его туда, где лежала ее смена одежды, оставив ее рядом с седлом. Мешок с провизией он перенес обратно в пещеру, лишь ненадолго остановившись, чтобы ополоснуться в прохладной воде ручейка, струившегося неподалеку от входа.
Девушка понимала, что с помощью этой уловки он хочет заключить ее в тюрьму без решеток, и все в ней так и кипело, пока Ивейн заботливо, с чуть насмешливой нежностью, подтыкал вокруг нее плащ.
Анью удивляло, куда девалась обычная проницательность Ивейна. Наверное, он и в самом деле очень встревожился из-за ее болезни, иначе бы непременно подумал о том, о чем должен был знать лучше кого бы то ни было: терпение ее велико, но не безгранично.
Немощь тела не притупила сообразительности Аньи, и, задумавшись на мгновение, она с трудом подавила удовлетворенную улыбку. Есть вещи, над которыми даже друид не властен. Пусть это небольшая победа, но девушка и такой была рада.
– Что ж, может быть, ты и прав, но ты не можешь запретить мне выходить ради естественных надобностей.
Придерживая плащ, оберегая свою стыдливость, Анья попыталась подняться, правда, на этот раз с предосторожностями, помня, какой болезненной была ее первая неудавшаяся попытка.
Возразить было нечего, и Ивейн без слов согласился. К тому же он понимал смущение Аньи – ведь он видел ее наготу. Чтобы избежать еще большей неловкости, Ивейн поборол в себе желание помочь девушке, опасаясь, что опять может ненароком увидеть ее обнаженное тело. Напротив, он отвернулся от нее, лишь по прерывистыми вздохам и по шуршанию плаща понимая, что Анья встала и отошла в полумрак, в дальний угол пещеры, чтобы из складок широкой накидки соорудить себе достойное одеяние.
