– Ты думаешь, – спокойно спросила Анья, – что я забыла истории об опасностях, с которыми сталкивались мама, и ты, и Ллис, когда обращали целые армии в бегство? Ты не веришь, что я способна постигнуть, какие трудности преодолели позднее вы с Ллис, ради того чтобы покончить с врагами, грозившими Трокенхольту? – Девушка говорила с нарастающей горечью. То, что он видит в ней лишь ребенка, отозвалось болью в ее вопросе. – Или ты думаешь, что, если я росла под родительским крылом, то, значит, я труслива и ни на что не способна?
– Уже потому, что ты выросла в такой семье, я никак не могу обвинять тебя в трусости.
Глаза Ивейна потемнели, откликаясь на горесть Аньи, и он поспешил разуверить ее. Но он все сильнее запутывался, не зная, что делать теперь, когда она так нежданно оказалась с ним рядом, и с собственным непрерывно возраставшим желанием уберечь ее от всего дурного. Как мог он поведать ей о своих опасениях, что все эти истории о героических деяниях, так часто звучавшие во многих замках, создают только ложное ощущение неуязвимости?
– Я просто боюсь, что рассказы о прошлых победах ввели тебя в заблуждение и заставили поверить, что справедливость всегда торжествует. – Он ненадолго умолк, и глаза его стали жесткими.
– А ведь для нас все может закончиться поражением для нас.
Анья чуть повернула голову и принялась ласково поглаживать морду кобылы. Вне всякого сомнения – несмотря на их страстные объятия, а быть может, как раз из-за них, – Ивейн видит в ней только назойливого ребенка, от которого одни хлопоты. Он явно считает ее слишком наивной, чтобы понять всю глубину опасности, таившейся в прежних или теперешнем путешествии. Он думает, что она не справится с настоящим делом. Все в ней так и кипело, но девушка тотчас же притушила в себе пламя возмущения, сообразив, что это вряд ли подействует на могучего мага – ведь он полагает, что она лишена даже крохотной искорки тех достоинств, какими обладает он сам. Но он ошибается! Сияние, которое она вызвала из своего необработанного кристалла, доказывало это. В задумчивости прикусив губу, Анья тихо покачала головой.
Заметив, как блеснули при этом ее светлые волосы, и решив, что она не согласна с ним, друид продолжал:
– Это так. Там, где имеются победители, бывают и побежденные. И в нынешнем поединке, быть может, настал мой черед проиграть. – Словно бы сама по себе, рука его коснулась нежной щеки Аньи. – И я сожалею о том, что ты здесь, только из опасения, что ты вместе со мной можешь попасть в проигравшие.
– Но как ты не понимаешь, – с жаром принялась защищаться Анья, обхватив его руку тонкими пальцами и еще крепче прижимаясь к ней лицом, – ведь я пришла, чтобы помочь тебе благополучно справиться с поручением. – Она заметила, как жрец упрямо сжал губы, однако не дрогнула и выдержала его жесткий, суровый взгляд. – Я поклялась сделать это, и сделаю.
По искоркам в ее решительных зеленых глазах Ивейн понял, что не сможет ни в чем убедить ее. Анья ни за что не признает, как неразумно было тайком покинуть замок и последовать за ним. Но именно поэтому он хотел уберечь ее, не позволив ей и дальше рисковать. Зная Анью с колыбели, Ивейн чувствовал, что под внешним спокойствием его маленькой феи кроется несгибаемое упорство, которое не так-то легко сломить. А потому он понимал, что она запросто может пожертвовать собственной жизнью ради данного обещания.
– Ты поклялась это сделать, а я клянусь, что готов бросить все и пожертвовать временем, чтобы препроводить тебя обратно в Трокенхольт, если только ты не пообещаешь мне выполнить мое требование.
Анья вздрогнула. Жрец отошел, встав против нее, а рука его, только что ласкавшая ее щеку, сжала и подняла вверх посох.
– Ты поклянешься мне на этом кристалле. Не сводя взгляда с девушки, Ивейн поставил посох и, подняв глаза к ярко сверкающему кристаллу, заставил ее тоже посмотреть на него.
При одной мысли о том, чтобы дать такую страшную клятву, Анья чуть было не отшатнулась назад, но кобыла, испугавшись блестящего шара, шарахнулась девушке за спину, не давая ей двинуться с места. Не сдержать клятву, данную даже на ее малом кристалле, значило бы разбить и его, и какую-либо надежду на связь с великими духами стихии. Сама мысль о том, чтобы нарушить обет, принесенный на могучем кристалле жреца, была устрашающей.
