Джон Рэйс пребывал в глубокой задумчивости.
– Вы поведали мне много нового, – наконец сказал он. – Но кое-чего я все же не понимаю. Я могу понять, что эти типы все хорошо продумали. Они полагали, что любой человек, который просыпается в гробу и обнаруживает, что его собираются канонизировать как святого, который становится ходячим чудом и предметом всеобщего обожания, подыграет своим почитателям и примет венец славы, свалившийся на него с ясного неба. Их расчет был основан на самой практической психологии. Я видел всевозможных людей в разных местах и могу откровенно сказать, что едва ли найдется хотя бы один на тысячу, кто в таких обстоятельствах сохранит выдержку и, еще не вполне проснувшись, найдет в себе достаточно здравомыслия, простоты и смирения, чтобы…
Он сам удивился глубине охватившего его чувства, и его обычно ровный голос прервался.
Отец Браун рассеянно посмотрел на бутылку, стоявшую на столе и приподнял брови.
– Послушайте, – сказал он. – А как насчет бутылочки настоящего вина?
