Восхождение Сенлина - страница 56

Фонтан, садовый шпиль, что поднимался из центра водоема, был истинным чудом слесарного искусства. Его облицованные изразцами внутренности наполнял ароматный пар, густой, как туман над океаном. С помощью труб и желобов вода перемещалась между сотнями белых мраморных ванн, установленных одна над другой, как чешуйки в сосновой шишке. Чем выше размещалась ванна внутри шпиля, тем труднее для купальщика было добраться до нее. Приходилось взбираться по лестницам, карнизам и узким ступенькам. Вода переливалась из верхних ванн в нижние – каскадом, словно фонтан шампанского. Дождь из конденсата и падающей воды был постоянным, но приятным. Откуда брали воду и как подогревали – загадка, над которой Сенлин разок-другой призадумался. Никого другого она, похоже, не волновала. Вскоре и он про нее позабыл.

Зная, что фонтан был единственным местом, которое посещали все – в конце концов, только здесь можно принять горячую ванну, – Сенлин озирался в поисках Марии, хотя тайком и сонно. Позже, когда они покинули шпиль Фонтана и туман в голове рассеялся, он подумал, чем его поиск лучше пустых слов, которых Тарру не жалел в адрес своей супруги. Неужели Мария и впрямь тратила бы время на ванны, потерявшись в чужом краю? А она вообще в Купальнях? Насколько он понимал, она могла застрять в мейфэрском кошмаре, покорно играя жену другого человека. Может, она лежала в заполненной пивом канаве Цоколя или сняла палатку вблизи от места их расставания на постоянно меняющемся Рынке. Он бы хотел знать наверняка. Он должен был знать наверняка. Он должен был лучше знать собственную жену.

В номере, который снимал Сенлин, не было ни окна, ни раковины, ни рабочего стола, но все равно жилье истощало его денежные ресурсы. Ужины с Тарру также увеличивали расходы, и еще время от времени приходилось платить за ванны…

Через месяц он подсчитал, что может позволить себе остаться всего лишь на десять дней или две недели, если перестанет по вечерам пить вино с Тарру, что внезапно превратилось в большое неудобство. Зарождающиеся притязания приводили его в ужас. Но таково было воздействие башни. Сперва она делала из роскоши необходимость, а потом – как будто нарочно – отнимала все претензии на счастье, достоинство и свободу.

Эта извращенная метаморфоза: «Из туриста – в королевскую особу, а потом – в хода» – изводила воображение Сенлина. Его ужас вернулся с удвоенной силой. Он мог не спать сутками напролет, а когда в конце концов падал от изнеможения, ему снились кошмары. В его сновидениях с человека-павлина снова срывали адмиральский наряд. Ссутулившись под огромной корзиной угля, бедолага присоединялся к потоку таких же несчастных, которые взбирались по извилистой Старой жиле. Во сне Сенлин рыскал вдоль ковыляющей процессии изможденных людей в поисках Марии, одновременно желая увидеть ее лицо и страшась этого.

Пока его постель пропитывалась потом, он шел вдоль голых спин с выступающими позвонками вверх и вверх по бесконечной башне – неделями, годами. Когда ощипанный павлин наконец-то рухнул, его измученное сердце выпирало из грудной клетки словно опухоль. И Сенлин, позабыв, что он – не ход, позабыв о поисках жены и застарелой тоске по дому, наклонился и подобрал его груз.

Даже красота при ближайшем рассмотрении утрачивает прелесть. Лучше бросить беглый взгляд, чем вытаращить глаза.

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, IV.V

Колокольчик над дверью звякнул. Почтовое отделение было маленьким, как чулан, но высоким, словно бункер. Почтовый клерк, сидящий за зарешеченным окном в бесшовной мраморной стене, смахивал на кучку пыли. Его воротник, пусть и застегнутый на последнюю пуговицу, болтался на шее, как у скелета. Он сидел и что-то писал; скрежещущее поскрипывание пера не утихало. Не считая деревянного пюпитра для письма, почтовое отделение было пустым.

Сенлин попросил у клерка лист бумаги и перо. Просьба помешала клерку продолжить писанину, и Сенлин увидел сквозь решетку, что он методично вычеркивает слова в дешевой книжечке, продвигаясь от последней страницы к первой. Взяв у Сенлина деньги и передав ему лист бумаги, клерк возобновил нудный и отвратительный труд.