По шее заструилось тепло. Он оттолкнул Комиссара и принял боевую стойку, которой его научила Ирен. Сенлин парировал выпады противника, надеясь, что мышцы вспомнят рефлексы, которые великанша так старалась в них вбить.
Но прежде, чем он смог развить уверенность в своем подходе, прежде, чем хоть какое-то подобие ритма смягчило бы его дергающиеся, как у куклы, конечности, из-за спины Комиссара, словно из-за угла их старого коттеджа, вышла Мария. На ней была длинная белая ночная рубашка с подолом, обвязанным крючком. Она шагала босиком и пила чай из любимой щербатой фарфоровой чашки. Выражение лица – мягкое и безмятежное; такой она была не дольше первого утреннего часа, и лицезреть красоту мог только любимый человек.
Сенлин заплатил болезненную цену за невнимательность: нервы в руке вспыхнули от внезапного давления. Он опустил взгляд и увидел, что Комиссар проткнул ему плечо. Когда сабля вырвалась из плоти, боль сделалась стойкой и мучительной.
– Это в назидание, – сказал Комиссар. – Только представь себе, как мне влетело за то, что я позволил тебе удрать. – Он опять атаковал, но Сенлин быстро отразил удар. – Где моя картина?
– В безопасном месте, – сказал Сенлин, пытаясь не замечать пианино, которое появилось за спиной Комиссара.
– Его не существует, – парировал Комиссар.
Мария в упор не замечала, что ее муж вынужден сражаться на мечах. Она поставила чашку с чаем на пианино. Расправила ночную рубашку, как пианист на сцене, прежде чем усесться на скамеечку. Бросила взгляд на Сенлина через плечо.
– Что мне сыграть? – спросила она, смахнув с лица прядь волос.
От знакомой веселой улыбки у Сенлина заныло сердце.
– Играй, что хочешь, – сказал он.
Комиссар, на мгновение сбитый с толку сказанным, расценил фразу как приглашение к атаке.
Когда их битва возобновилась, Мария заиграла в своем характерном напыщенном стиле. Она исполняла старую бурную песню – известную в пивной у них дома так, что все хлопали в такт. Он словно наяву слышал эти хлопки. Нет, он их на самом деле слышал, а также стук кружек по столам и скрежет стульев по полу. Пока Сенлин слушал, его мышцы расслабились. Движения сделались более плавными. Потом его снова ударили, задели тыльную сторону кисти, но боли почти не было, словно кто-то всего лишь коснулся растущих на руке волосков. Паунд выглядел далеким, как человек, который стоит на другом конце туннеля и размахивает руками. Крышка пианино Марии распахнулась, и солнечный свет вырвался наружу золотой диадемой. Свет мерцал в такт мелодии. Стайка воздушных змеев присоединилась к свету, вылетая из пианино на струнных проволоках, и каждая бешено вибрировала, испуская цвет и звук.
Сенлин наткнулся на гарпунный трос, который удерживал «Арарат» возле порта. Мария и пианино исчезли. Ему пришлось извернуться и скользнуть по снегу, чтобы не упасть, и он опасно покачнулся на краю пристани, размахивая руками. Комиссар, переусердствовав и неверно оценив расстояние, замахнулся на Сенлина, но лишь рассек трос, об который тот споткнулся. Ветра яростно тянули летающую крепость Комиссара, пытаясь уволочь ее прочь от башни в бушующий шторм. Потеря одного якоря запустила цепную реакцию. Ближайший трос зазвенел, натягиваясь от возросшего давления, а потом лопнул. «Арарат» накренился относительно порта, и его подъемный трап, ранее ровный, теперь оказался под острым углом к пристани.
Комиссар, сообразив, что его корабль вот-вот снесет с якорей, побежал к трапу, который со скрежетом тащился по пирсу. Позади него лопнул еще один якорный трос, потом еще, и еще один, пока не осталась единственная хрупкая веревка. Паунд прыгнул на трап как раз в тот миг, когда вертикальный сдвиг ветра понес «Арарат» вниз. Последний трос лопнул. Комиссар на секунду завис в воздухе, размахивая руками и ногами, как падающий кот, и подъемный трап захлопал, освободившийся, на конце цепей. Потом ветер опять переменился, и портал проглотил Паунда. Он упал в недра корабля. «Арарат» ушел прочь от порта и скрылся в снежной круговерти.
В голове у Сенлина на мгновение прояснилось, и он, оглядевшись в поисках Эдит, нашел ее стоящей в опасной близости от края платформы, за которым открывалась пропасть. Она держала палача на вытянутой руке за шею, как ядовитую змею. Убийца дергался, но она оторвала его от земли, а его руки не могли отогнуться назад достаточно далеко, чтобы с размаха достать ее. Механическая рука, изукрашенная узором, похожим на оплетающий дерево плющ, блестела в красном сиянии пленника. Он висел над бездной. Просто чудо, что ей удалось его поймать, и Сенлин не мог понять, почему она колеблется, почему не разожмет хватку, предоставив Красную Руку его судьбе.
