«Вот как?» – удивился Мэт, а вслух спросил:
– А ты этим слухам веришь?
Перрин поднял глаза – они вобрали в себя свет свечи и горели золотистым пламенем:
– Все это слишком похоже на правду. У меня почти не осталось сомнений.
Переминаясь с ноги на ногу, Мэт спросил:
– А Ранд знает?
Перрин лишь кивнул и снова занялся своими вьюками.
– Ну и что он говорит?
Некоторое время Перрин молчал, уставясь на свернутый кафтан, который держал в руках, потом ответил:
– Несет какую-то околесицу. Он сказал, что сделает это. Сказал, что сможет. И почему, мол, я ему не поверил… И все в таком роде. Ничего не понять. А потом ухватил меня за ворот и заявил, что, дескать, вынужден сделать то, чего они от него не ждут. Хотел, чтобы я его понял, но, сдается мне, он и сам-то себя не понимает. И похоже, ему все равно, ухожу я или остаюсь. Нет, тут я, пожалуй, не то ляпнул. Он вроде бы почувствовал облегчение оттого, что я ухожу.
– Кровь и пепел! – вскричал Мэт. – Он не собирается ничего делать, а ведь с Калландором в руках он мог бы испепелить тысячу белоплащников! Ты же видел, что он проделал с этими проклятыми троллоками! Ты и правда уходишь? Домой, в Двуречье? Один?
– Один, если только ты со мной не пойдешь. – Перрин затолкал наконец кафтан в седельную суму. – Что скажешь?
Мэт, не ответив, молча расхаживал по комнате. Лицо его попеременно оказывалось то на свету, то в тени. И мать, и отец, и сестры его остались в Эмондовом Лугу. Но у белоплащников нет никаких причин трогать его родню. А если он вернется домой, ему больше оттуда не выбраться – было у него такое чувство. Матушка его женит, не успеет он и глазом моргнуть. А если не вернется, а если белоплащники не пощадят его родню… Все это слухи насчет белоплащников – так тот купец говорил. Но с чего они пошли, эти слухи? Даже Коплины, известные врали и смутьяны, ничего не имели против его отца. Абелла Коутона все любили.
– Тебе уходить необязательно, – негромко произнес Перрин. – Во всех этих слухах нет ничего о тебе. Ищут меня и Ранда.
– Чтоб мне сгореть, я пой… – Он не сумел договорить. Легко думать о том, что уедешь, но как это сказать? Слова застревали у него в горле. – Послушай, Перрин, а тебе это дается легко? Я имею в виду, разве тебе ничего не стоит уехать? Ты не чувствуешь, как… что-то удерживает тебя? Как все время находятся причины, чтобы остаться здесь?
– Конечно чувствую. Можно назвать сотню причин, Мэт, но в конечном счете все они сводятся к Ранду и к тому, что я та’верен. Ты-то никак не хочешь признать это, верно? Добрая сотня причин, чтобы остаться, и одна – чтобы уйти, но она перевешивает эту сотню. Белоплащники в Двуречье, они ищут меня и, пока не найдут, могут принести людям много горя. Я в силах этому помешать.
– Перрин, да с чего это ты так белоплащникам понадобился, что они из-за тебя будут мстить ни в чем не повинным людям? Свет, да если они начнут расспрашивать о человеке с желтыми глазами, никто в Эмондовом Лугу и не сообразит, о ком речь. И как ты собираешься им помешать? Разве одна пара рук может что-то решить? Эти белоплащники, видать, белены объелись, коли считают, что чего-то добьются от двуреченского народа.
– Им известно мое имя, – тихо произнес Перрин и посмотрел на висевший на стене топор. Вокруг рукояти топора и стенного крюка был обмотан ремень. А может, он смотрел на молот, прислоненный к стене под топором; наверняка Мэт не сказал бы. – С чего я им понадобился? Думаю, Мэт, есть у них на то свои причины. Так же как и у меня – чтобы вернуться. И кто знает, чьи причины важнее?
– Чтоб мне сгореть, Перрин! Чтоб мне сгореть! Я хочу уе… Видал? Мне этого слова даже не выговорить! Как будто если я его вымолвлю, то уж точно уеду. Ну что тут поделаешь…
– У нас с тобой разные пути.
– Пропади они пропадом, все эти пути, – пробурчал Мэт. – Я сыт по горло и Рандом, и Айз Седай, которые затянули меня на этот проклятый путь. С меня хватит, я поеду, куда хочу, и буду делать то, что хочу!
Он повернулся к выходу, но его остановил голос Перрина:
– Доброго тебе пути, Мэт. Да пошлет тебе Свет кучу хорошеньких девчонок и простофиль, которых ты сможешь облапошить.
