В то время Мирабо был уже человеком весьма известным и по тем «историям», которые создали ему крайне нелестную репутацию, и по тем брошюрам, памфлетам и книгам, которых он немало успел написать по разным вопросам, интересовавшим тогда общество. Еще находясь в Маноске, он написал свой «Опыт о деспотизме», где страстно напал на современный ему политический быт Франции. В Голландии он продал эту рукопись одному книгопродавцу, напечатавшему ее и извлекшему из неё хорошие барыши, и Мирабо сразу стал получать заказы на предисловия, памфлеты, брошюры, статьи и т. п. Когда он узнал, что ландграф гессенский продал Англии солдат для войны в Америке, он написал не менее страстный памфлет («Avis aux Hessois»); «вы проданы и для какой цели, боги справедливости!.. Чтобы напасть на народ, подающий столь благородный пример. Да, зачем вы сами ему не подражаете? Люди существовали раньше князей... Не забывайте, что все не были созданы для одного, что тому, кто приказывает совершить преступление, не следует повиноваться, и что ваша совесть должна быть главным вашим начальством». Проводя в своих сочинениях известные принципы, Мирабо не отказывался и от личной полемики, задевая в ней, между прочим, и «друга людей, который не был другом ни своей жены, ни своих детей». В венсенском замке Мирабо продолжал свои литературные занятия (между прочим, написал знаменитые «Письма к Софье», имеющие большой интерес для определения общего миросозерцания Мирабо). Здесь именно были составлены «История Филиппа II», «Опыт о веротерпимости», мемуар о lettres de cachet,служивший продолжением «Опыта о деспотизме», и др. По выходе из венсенского замка Мирабо продолжал издавать брошюры по разным вопросам текущей политики, как внешней, так и внутренней, смело давая советы государям и республикам, министрам и народам в делах управления и финансов, войны и торговли, промышленности и сельского хозяйства. Подчас ему приходилось при этом лишь исполнять заказы и поручения от сильных мира, обративших внимание на его публицистический талант, и он иногда выдавал их тайны, как это было, например, когда он издал свои секретные донесения из Пруссии. В сотрудничестве с онемеченным французом Мовильоном Мирабо написал большую книгу«О прусской монархии», изданную в нескольких томах в 1788 г. Это – целая апология единодержавия в руках великого монарха, хотя, говоря о смерти Фридриха II, автор и замечает, что его царствование утомило всех до ненависти (on en était fatigué jusqu'à la haine). Прославляя Пруссию, как образцовое государство, Мирабо высказывает, однако, и весьма резкие о ней мнения. Одним из величайших зол, удручающих человечество, он объявляет убийственную болезнь de vouloir trop gouverner, – болезнь, происходящую из забвения, что частные лица лучше всего могут делать собственные дела. Мирабо для доказательства этой мысли и предпринял исследование о «монархии, которая более, чем какая-либо другая, была подчинена абсолютнейшему (très absolu) правлению, только тем и занимавшемуся, что за всем наблюдало, все регламентировало, предписывало, приказывало». С этой точки зрения он строго осуждает всю деятельность и Иосифа II. Но вот что он говорит о самой Пруссии, подводя итоги деятельности великого короля. Он называет зыбкою (la base chancelante) ту основу, на которой Фридрих II основал свое могущество, но которую может снести одна буря. «Прусская монархия устроена таким образом, что не выдержит ни одного бедствия. При всем искусстве покойного короля, эта сложная машина не может быть долговечной. Напрасно Фридрих II лечил свое государство паллиативами: ему нужно лечение радикальное». Одним словом, Мирабо строго осудил ту систему, представителями которой были и Фридрих II, и Иосиф II, как ни прославлял он одного из них и ни унижал в его пользу другого. Он считал, тем не менее, Пруссию за страну, наиболее подготовленную к тому, чтобы осуществить его собственный общественный идеал. О необходимости реформ он докладывал преемнику Фридриха II[2]. Труд о прусской монархии сразу высоко поднял репутацию Мирабо, как политического писателя, что при тогдашних обстоятельствах для него было очень важно. Объявление о созвании генеральных штатов также заставило будущего трибуна взяться за перо и изложить свои взгляды на потребности минуты. 1789 г. открывал перед ним блестящую карьеру, и ему не раз приходилось впоследствии выражать сожаление о дурно проведенной молодости и о незавидной славе, которую он себе создал.