Только из-за того, что особый тип иллюзии, производимый вследствие того, что я их ношу, позволяет мне понимать заранее подготовленную систему иероглифов в особенном смысле, который, как мне кажется, мне нужен. Он ничего не говорит мне о объекте моего видения — о бумаге и чернилах. Что такое сон? Ясный разборчивый символ или неподдающееся расшифровке туманное пятно?
12. Hо в любом случае каждый разумный человек найдет отличие между опытом своей ежедневной жизни и опытом во сне. Верно, что иногда сны бывают такими яркими, и их характер настолько однообразен, что люди в самом деле начинают верить, что часто виденные ими места являются местами известными им в их обычной жизни. Но из-за наличия памяти эта иллюзия поддается критике, и они допускают, что это обман. Точно также феномены высшей Магии и Самадхи обладают достоверностью и наделяют внутренней уверенностью, которая относится к опыту обычной жизни, как опыт обычной жизни относится к опыту сна.
Hо кроме этого, опыт есть опыт, и действительной гарантией того, что мы приобрели знание реальности, является место, которую она занимает в иерархии нашего ума.
13. Давайте спросим себя о том, что за характеристики впечатлений от снов рассматриваются бодрствующим умом. Hекоторые сны настолько сильны, что они, даже после того как мы просыпаемся, уверяют нас в своей реальности. Почему же мы тогда критикуем и прогоняем их прочь?
Потому что их содержание бессвязно, потому что устройство природы в них не соответствует тому виду опыта, который логичен — до известной степени. Почему же мы критикуем реальность опыта бодрствования? По точно таким же причинам. Потому что в определенном смысле она не соответствует нашему глубокому инстинктивному сознанию о структуре ума. Это тенденция! Мы кажемся себе видом животного.
14. Результат в том, что мы принимаем, что опыт бодрствования находится внутри определенных пределов. По меньшей мере, мы думаем так до некоторой степени и основываем наши действия на наших верованиях, и если даже они философски не реальны, они все же достаточно реальны, чтобы основывать на них последовательность наших действий. В чем состоит окончательный практический тест убежденности? Просто в нашем стандарте поведения. Я одеваю эти очки для того чтобы читать. Я вполне уверен, что эта туманная поверхность станет четкой, когда я их одену. Конечно, я могу ошибиться. Я могу по ошибке взять чьи-то очки. Я могу ослепнуть еще до того, как я их одену. Даже такая уверенность имеет пределы, но это настоящая уверенность, и в ней заключается объяснение, почему мы продвигаемся в делах нашей жизни. Когда мы о ней размышляем, мы знаем о том, что существуют разного рода препятствия, что невозможно сформулировать какое-нибудь философски неопровержимое утверждение; даже произведенное с практической точки зрения. Мы допускаем, что существуют препятствия разного рода, но мы решаемся и следуем общим принципам, продиктованным нашим естественным опытом. Конечно, достаточно легко доказать, что такой опыт невозможен. Для начала, наше осознание любого явления никогда не является самим явлением, а только его иероглифическим символом.
Hаше положение похоже на положение человека в своенравной машине; у него есть только смутное представление о том, что она может ехать, в общих понятиях, но он не совсем уверен, как она это будет делать в каких-то конкретных условиях. В настоящее время опыт Магии и Йоги находится полностью за пределами всего этого. Возможность критики опыта другого рода основана на возможности выражения наших впечатлений в подходящих терминах; но так не происходит с результатами Магии и Йоги. Как мы уже видели, каждая попытка их выражения обычным языком является тщетной. Там, где искатель приключений связывается с религиозной теорией, мы получаем безвкусную и маслянистую ерунду, как у людей типа св. Иоанна.
Крестителя. Все Христианские Мистики одним лыком шиты. Их отвратительная религия принуждает их проявлять сентиментальность во всех ее проявлениях, а теория первородного греха лишает силы всю их позицию, так как вместо благородного и вдохновленного Транса Печали у них нет ничего, кроме убогого, трусливого и эгоистичного чувства вины, побуждающего их браться за Работу.
