На этом месте подошел хозяин, поставил перед троицей тарелку с незаказанным десертом, который он только что приготовил из меда и пшена, подсел, не спросясь, к ним и рассказал, точно так же не спросясь, что он, мусульманин, выходец с приграничных территорий между Турцией и Сирией, принадлежит к религиозной общине алавитов, мечети которых и молитвенные места располагаются, как правило, не в построенных зданиях, а там, где человек в данный момент находится, в первую очередь на природе, куда он здесь, живя в долине Виона, и направляется, когда ему нужно, вместе со своим молитвенным ковриком, предпочитая северо-западное направление, район источника реки, где есть почти непроходимые девственные леса. Команда Берега Слоновой Кости тем временем, под сводом постепенно склонившегося к вечеру африканского неба – в европейском Шаре свет только начал немного смягчаться, – обыграла команду Мали (3:1), и Вальтер попросил у хозяина разрешения взглянуть на этот коврик. Хозяин пошел за ним в помещение за кухней. Он принес даже два, небольших, по размеру как прикроватные, орнамент – темное на темном, выполнен искусно, а не кое-как. Светлые крапинки снизу доверху – мелкие ворсинки от вездесущего бородатого мха, который растет на всех прибрежных лугах в долине Виона.
Настало время уходить. Время прощаться с Шаром (навсегда? Нет, так никто не думал); прощаться с бывшей одноклассницей (навсегда?). Когда пришел черед расплачиваться, воровка фруктов вытащила из своей сумочки на поясе сначала рубль.
Другая девушка, после ухода обоих, Вальтера и Алексии, осталась сидеть в кебабной, за тем же столом, в одиночестве, при том что тут и там начали появляться группы людей на ранний ужин, семьи с маленькими детьми, которых нужно укладывать засветло. Можно увидеть, как она уставилась в одну точку. Почему так редко случается, что ты встречаешь человека, которого ты знаешь, как это говорится, вдоль и поперек, в таком месте, где ты его никогда и ни за что не предполагал встретить и где между вами, между всеми нами, всё, абсолютно всё складывается хорошо, причем не только в данный момент, но и на будущее? Почему никто не позаботился, чтобы на земле были такие места, где могли бы пересечься пути заклятых врагов и великое, прочное примирение стало бы событием? Почему, мира ради, на земле не предусмотрено такое на всякий случай, на такие случаи, по крайней мере?! (вопросительный знак, за которым следует восклицательный).
Она все никак не могла остановиться и продолжала, будто в злобе, смотреть в одну точку, хотя она мечтала прекратить это, еще как! Она чуть ли не молила о том, чтобы кто-то открыл ей глаза хоть на что-нибудь, не важно на что, просто открыл. Ничего. Ее молитва осталась неуслышанной. Все было против нее, и что еще хуже, адски плохо, – она была против всего. Как похожи друг на друга все эти люди здесь, до мелочей. Если бы хотя бы лица и головы этого курдского клана, орудовавшего в кухне и в сарае во дворе, обнаруживали отличия, разные линии, разные округлости, разные овалы. Но они были даже гораздо более одинаковыми, чем гости, племянник – вылитый дядя, дочь племянника неотличима от двоюродного дедушки и так далее. А физиономии маленьких детей за столами, это вообще: все в отца или в мать, и через двадцать, самое позднее через тридцать лет эти отпрыски будут совершенно идентичны своим родителям, произведшим их на свет, совпадать с ними полностью, станут такими же, как они теперь, такими же раздавшимися, с такими же унаследованными или подсмотренными у них позами, повадками, жестами, с точно такими же трясущимися ляжками, как сейчас у отца, с точно таким же тыканьем пальцем в мобильный телефон, как сейчас у матери, отключившейся от пространства, даже если, быть может, этот мужчина и не родной отец, а женщина – так, по крайней мере, это выглядело в ее глазах, сидевшей в одиночестве за столом, – лишь изображала мать, изредка отрываясь от игры в телефоне, как через двадцать, тридцать лет будет изображать мамашу эта девочка, а на всем белом свете и за пределами кебабной останутся одни лишь папаши на воскресенье или чужие в роли отцов и фальшивые матери.
