— За Промокашку? — спросил Алексей. — Шучу, шучу! Давай за этот год — за 1974-й. Это был замечательный год, это был лучший год в моей жизни — ведь я познакомился с тобой. За лучший год!
— За лучший год! — повторила Маша.
Шампанское обожгло холодными пузырьками горло. В голове немного зашумело. Алексей наклонился и тихонько поцеловал Машу в губы. В голове зашумело сильней. Он обнял Машу свободной рукой — удивительно, какая она оказывалась тоненькая, если обнять. Машины руки легли ему на плечи, и он замер и даже престал дышать, погружаясь щекой в гладкую прохладу её кожи, в томительное беспамятство.
Сверкали праздничные гирлянды над мостом и проспектом Ленина, бегущая реклама на гостинице «Чайка» поздравляла всех с Новым годом, и тихо напевала невидимая за гранитной оградой Сунжа:
— Маша, Ма-ша, — прошептал Алексей, — ты что решила?
Маша вздохнула, потёрлась щекой и взглянула на него из-под опущенных век. Мгновенно мир закружился, зашатался, сворачиваясь в точку. Алексей наклонился, и касание губ распороло тьму ослепительной молнией.
— Боже! — прерывисто прошептала Маша. — Как первый раз, на балкончике.
Прижалась к Алексею, чмокнула его в подбородок, отстранилась:
— А шампанское у нас ещё есть?
Алексей наполнил стаканчики и вопросительно взглянул в сверкающие глаза.
— Что? Что такое? А-а, я что-то должна была решить. А насчёт чего… Забыла, — она лукаво улыбнулась. — А всё ты, Воронцов, виноват — слишком сладко целуешься.
Алексей обречённо вздохнул, чокнулся стаканчиком и, глядя в смеющиеся глаза, нарочито торжественно произнёс:
— Маша! Машенька, я приглашаю тебя встретить этот Новый год у меня дома. Вдвоём, — не выдержал, усмехнулся и добавил. — Соглашайся быстрее, уже, наверное, часов шесть.
— У тебя-я? А как же Аборин? Мы же вроде у него собирались? И деньги сдали.
— К чёрту Аборина, к чёрту всех, к чёрту деньги! Я тебя приглашаю к себе. Только тебя.
— А кто там ещё будет? — задумалась Маша.
— Машка, ну перестань, — Алексей глотком опустошил стаканчик, — ты же уже два дня всё знаешь. Пойдём.
— Никого? — демонстративно закатила глаза Машка. — Кошмар какой! А что мы там будем делать?
Алексей опять вздохнул, налил ещё шампанского. Машка перехватила его руку, отняла стакан, пригубила.
— Воронцов, так ты ещё до Нового года напьёшься. И ты мне не ответил на вопрос — а это невежливо.
— На какой вопрос? Что будем делать? Ясно что — Новый год встречать!
— Вдвоём? Это романтично! — Маша с улыбкой отхлебнула ещё. — А ещё что?
— Как что? Пить шампанское, есть гуся, слушать музыку, танцевать. Хочешь, будем телевизор смотреть?
— Телевизор? — задумалась Маша. — Нет, пожалуй, не хочу. Это всё? Вся программа? Не врёшь?
— Чего это мне врать, — обиделся Алексей, и вдруг догадался. — Маша, ты боишься?
Машка допила шампанское, поставила стаканчик на скамейку, снова прижалась к Алексею, задумчиво протянула:
— Ну, не то что боюсь…, — и вдруг засмеялась. — А ты ничего со мной такого делать не будешь?
— Какого — такого? — опешил Алексей.
Маша поцеловала его в щёку, уткнулась в замотанное шарфом горло.
— Вот ты глупый, Воронцов! Не знаешь, что мальчики с девочками делают?
— Маша, — растерянно прошептал Алексей, — клянусь, если ты не хочешь…
— Не будешь? — разочарованно протянула Машка и вдруг сообщила. — А мне и надеть нечего!
— Как это нечего? — совсем растерялся Алексей. — Ты же собиралась что-то надевать к Аборину?
— Глупый, — повторила Маша, — если я пойду к тебе, этого недостаточно.
— Почему? — Алексей зарылся в Машины волосы. — Почему? Ведь сама говорила — платье новое, сногсшибательное.
— Платье, платье, — пробормотала Маша, — ничего ты не понимаешь. Кроме платья тебя ничего не интересует?
Алексей добрался до Машкиного уха, поцеловал, спустился к шее. Маша начала поворачиваться, не открывая глаз, и вдруг засмеялась. Алексей попытался обнять её сильнее, но Машка смеялась и смеялась, уже прямо-таки захлёбываясь. Алексей попробовал было обидеться, у него это даже немного получилось, но Машкин смех звучал так заразительно, что обида быстро улетучилась, и Алексей засмеялся тоже.