И вот настал день переворота – 28 июня 1762 г. Екатерина бежала из Петергофа в Петербург, одетая в мундир Преображенского полка, верхом (это очень соответствовало моменту!) по Петергофской дороге и вступила на престол. И тут оказалось, что ночь переворота прошла без «главного заговорщика»… Екатерина Воронцова-Дашкова, «движитель» такого исторического события, практически «главное» действующее лицо, не считая императрицы, конечно, – отсутствовала! Екатерина Малая объясняла свое опоздание «на дело» тем, что портной не успел приготовить… ее мужской костюм – а как же без него в такой день? Тем более, что и сама ее влиятельная подруга была одета так же…
На самом деле Дашкова просто проспала переворот, потому что ее никто не предупредил о начале мятежа! Дальновидная Екатерина II, как всегда, приняла собственное решение, не посвящая в детали остальных участников. Когда Екатерина Дашкова поспешила в Зимний дворец, все уже было кончено. Переодеться в мундир она успела уже во дворце и в таком необычном наряде вошла, несмотря на бдительную охрану, в зал, где новоиспеченная императрица Екатерина II совещалась с сенаторами, и принялась шептать императрице какие-то советы, так, словно, все шло по ее задуманным и ею же осуществленным планам. Не так важны были ее советы, как воинственный наряд и доверенность государыни – надо же было всем это вовремя показать: ведь тщеславие и самолюбование были важной чертой характера Дашковой.
Прозрение наступило позже. Как-то раз, войдя в апартаменты государыни на правах приятельницы и главной советницы, Дашкова была неприятно поражена видом развалившегося на канапе Григория Орлова, который небрежно рвал конверты и совершенно наглым образом читал секретнейшие сенатские бумаги. Оказалось, что ближайшая подруга императрицы до этого дня и не подозревала, какую роль и в перевороте, и вообще в жизни Екатерины играет этот знаменитый гуляка… А поняв характер взаимоотношений с государыней, вспыхивает к Орлову неукротимой ревнивой ненавистью. С годами этой ненависти не суждено утихнуть – ладить с фаворитами Екатерины Дашкова так никогда и не научится. Впрочем, вскоре Екатерина Романовна, как и все ее здравомыслящие и дальновидные современники, поймет: на Екатерину II никто не влияет – ей только служат, лучше, если смиренно и преданно.
«Все делается волей императрицы» – писала Дашкова брату в мае 1766 года. Александр Романович Воронцов был в то время посланником в Голландии. Он собирался возвращаться в Россию, чтобы продолжить свою деятельность в Коллегии иностранных дел. И Дашкова, ярая поборница существующей государственности, отговаривает его: «Простите, мой дорогой друг, если дружба и самая большая нежность требуют, чтоб я сказала вам искренно, что вовсе не одобряю ваше желание… Имея какой угодно ум и способности, тут ничего нельзя сделать, т. к. здесь нельзя ни давать советы, ни проводить систему: все делается волею императрицы – и переваривается господином Паниным, а остальные члены коллегии или переводят из газет или переписывают бумаги Панина…»
В том же письме встречаются строки, полные горечи, которые свидетельствуют о начале прозрения, отрезвления и даже разочарования Дашковой в своем еще недавнем кумире: «Маска сброшена… Никакая благопристойность, никакие обязательства более не признаются…»
Классики всегда оказываются правыми, прав и А. С. Грибоедов: «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь».
Не заняв первого места в окружении императрицы, удалилась от двора, навлекая на себя неудовольствие Екатерины II «нескромной свободой языка». Дальше ехать было некуда! Через какое-то время, при первой пустячной оплошности Дашковой при дворе (как можно при русских солдатах говорить по-французски?!), Екатерина в ту пору особенно стремилась демонстрировать приверженность всему русскому, Екатерина Великая вежливо, но строго поставила Екатерину Малую на место. Скептицизм императрицы в оценке роли Дашковой привели к их дальнейшему взаимному отчуждению. Эта рана в душе Дашковой не затянулась никогда. Она не простила Екатерине неблагодарности и измены, хотя ни того, ни другого на самом деле не было. Неуступчивость и постоянные язвительные замечания Дашковой в адрес правительства приводят к окончательной размолвке между ней и императрицей. Страшно обиженная Дашкова уехала из Петербурга в подмосковную усадьбу, где занялась хозяйством, которое до основания разорил своими долгами ее рано умерший непутевый муж.
