Весной семидесятого Дейрдра отметила сто лет. И через неделю, точнехонько на Остару – День весеннего равноденствия, – тихо отдала душу своей Богине.
На весть о кончине Матушки со всей округи слетелся в полном составе ковен – ведьмовская община. Одиннадцать женщин – семь старух, две средних лет, одна молодая и ослепительно красивая, и одна совсем еще девочка-подросток – в длинных ярких одеждах, с жезлами, колокольцами, барабанчиками, скрипками и, к полному изумлению Александра, каждая при своей метле. Плюс один мужичок – краснощекий, улыбчивый коротышка с волынкой на ремне.
Гроб с телом Дейрдры выставили на столе посреди гостиной, в головах соорудили алтарь, установили на нем четыре оранжевые свечи, а в центре – пятую, громадную и белую. Рядом с центральной свечой поставили старую фотографию улыбающейся Дейрдры в простой картонной рамке, положили ветку вечнозеленой омелы. Потом старухи расселись по углам и надолго замолчали. Александр растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, что делать и что будет дальше. Наконец одна из старух, самая сморщенная и, должно быть, самая старая, поднялась и зычно произнесла:
– Слава Богине!
– Слава Богине!!! – эхом откликнулись присутствующие, в том числе и Александр.
– Слава Богу!
– Слава Богу!!!
– Слава Матушке Дейрдре!
– Слава Матушке Дейрдре!!!
– Светлый путь и светлое возвращение!
– Светлый путь и светлое возвращение!!!
– Аминь!
– Аминь!!!
Потом главная старуха достала из складок своей хламиды огниво и трут, приблизилась к алтарю, высекла пламя и зажгла первую свечу.
– Приступим же, сестры и брат, пока горит свеча!
Все встали, одна из ведьм ударила в бубен.
Девочка подошла к Александру Ильичу.
– Вы, сэр, идите пока. Вас позовут!
Лерман пожал плечами и направился в свою комнату. Поднимаясь по лестнице, он видел, что присутствующие взяли в руки кто музыкальные инструменты, кто, включая и маму Джулианну, метлы. К звону бубна добавились звон колокольчика и первые ноты, взятые на волынке. Ведьмы с метлами образовали круг вокруг алтаря и стола с гробом. Старшая перехватила взгляд Александра и повелительно махнула рукой – мол, убирайся!
Захлопывая за собой дверь «детской», он слышал начало мелодии, напоминающей джигу. Уж чего-чего, а траурного в этом мотивчике было немного!
Как был, в черном торжественном костюме, при черном галстуке, Лерман плюхнулся на кровать и неожиданно, несмотря на доносящийся снизу шум, заснул.
И приснилась ему Дейрдра. Молодая, стройная, в белом сарафане с цветной узорной окантовкой, она невесомо, не приминая травы, ступала по широкому лугу, и ее жгуче-черные, как у цыганки, кудри украшал венок из васильков и желтых купав.
– Дейрдра! – окликнул он откуда-то снизу.
Она обернулась и показала ему кулак.
– Смотри у меня, Ильич Александр! Не балуй! Вернусь – накажу!
И исчезла, оставив его одного. А луг моментально обернулся топким, в кочках, болотом.
И Александр начал медленно тонуть. Квакнул по-лягушачьи «Спа…!» – и открыл глаза. Рядом с кроватью стояла ведьма-подросток.
– Сэр, можете спуститься и разделить с нами поминальную трапезу…
Ну уж и поминальная! Вся гостиная была расцвечена веселыми разноцветными огоньками, из радиолы в углу доносилось бодрое «I will go, I will go, when the fighting is over…» Мужичок храпел, уткнувшись головой в стол. Тетки веселились вовсю, делились всякими байками и сплетнями друг о дружке, о Дейрдре, об общих знакомых, особо не чинясь, прикладывались к виски и медовухе, закусывали всевозможными яствами, громоздящимися на столе, где прежде стоял гроб.
– А где… где бабушка? – спросил Лерман мать, разрумянившуюся, с хмельным блеском в глазах.
– А? Так в Саммерленде, где же еще? – отмахнулась Джулианна.
– Нет, я в смысле – тело где?
– Ах, это? Сестры уже в машину отнесли. Завтра с утра в рощу на Шаумэй поедем, там и закопаем, – беззаботно прощебетала мамаша.
– Что ж ты не предупредила? Я с работы не отпросился…
– А тебя, сынок, никто туда и не звал. Ладно, не хмурься, лучше выпей, закуси, бабушку вспомни…
И она щедро плеснула виски в пустую глиняную кружку.
В эту ночь Александр Ильич Лерман надрался как свинья и очнулся с лютой головной болью в совершенно пустом доме. «На Шаумэй поехали… – не сразу сообразил он. – Ну и черт с ними со всеми…»
