Читатель увидит, что она написана частью стихами, частью прозой и что она заключает в себе некоторые сценки, в которых лишь намечено их содержание и общий смысл.
Всякий, кто захотел бы помочь труппе Сакки и поддержать маски и импровизированную комедию, должен был поступить точно так же, рискуя иначе впасть в ошибку. Синьор Кьяри хотел заставить маски разговаривать стихами; он вложил им в уста страшнейший вздор и, обрекая их на осмеяние, сделал сам себя посмешищем. Седьмая сцена третьего действия "Ворона" и представляет пародию на это.
Никто не сумеет написать роль Труффальдино хотя бы в прозе, не говоря уже о стихах, а Сакки - один из тех превосходных Труффальдино, которые, выполняя намеченное поэтом в импровизационной сцене содержание, превзойдут любого автора, который думал бы такую сцену сочинить.
Тем не менее все сцены в стихах, в прозе или в форме сценария, из которых состоит "Ворон", строго необходимы и вытекают из определенной канвы, выдержанной в стиле сказочного представления. Если бы ипохондрические авторы летучих листков прочитали французские пьесы, напечатанные Леграном, Герарди и другими[6], они не стали бы горячиться, называя мои сказочные представления нелепыми пустяками или собранием бесформенных сцен, неподготовленных и ненаписанных. Я печатаю их в том самом виде, в каком они шли на сцене. Подвергая их в печати общественной оценке, я избираю себе судьей не злобствующего, гордого или просто глупого и голодного издателя. Я перешел в своих пьесах от прозы к стихам, руководствуясь не только капризом, но также необходимостью и соображениями художественности. Некоторые сцены сильных страстей я написал стихами, зная, что гармония хорошо составленного стихотворного диалога придает мощь риторическим оттенкам и облагораживает ситуации серьезных персонажей. Впрочем, я не беру на себя смелость утверждать, что я успешно выполнил свое задание.
Мне было бы не трудно обратить все написанные мною пьесы целиком в прозу или целиком в стихи, но я обещал напечатать их такими, какими они шли на сцене, и не хочу нарушать данное слово.
Не считая свои произведения достойными того, чтобы перейти моря и горы и читаться иностранцами, незнакомыми с венецианским диалектом, необходимым моему Панталоне и моему Бригелле, я не стану тратить время на составление примечаний к репликам обоих этих персонажей, объясняя, например, что osello значит птица, a aseo - уксус, как это предусмотрительно сделал синьор Гольдони при издании своих пьес, к большому удобству иностранцев.
Из всего этого видно, что я в достаточной мере скромен и не притязаю на то, чтобы мои писания, облеченные в сказочные заглавия, были достойны того, чтобы быть целиком понятными иностранцам, которым, разумеется, необходимо оценить до мельчайших подробностей красоты и достоинства "Кьоджинских перепалок" и важные споры о дураках, выведенных синьором Гольдони. Для меня достаточно, если критика нравов и обычаев, вложенная мною в роли этих двух персонажей, окажется доступной итальянцам.
Ввиду того, что во всех моих пьесах, которыми я поддерживал почтенную труппу Сакки, я следовал указанным выше принципам относительно прозы, стихов и сценариев, все сказанное мною по этому поводу должно служить предуведомлением моим любезным читателям не только для сказки о "Вороне", но и для большей части написанных мною театральных пьес. Я старался развлекать и занимать публику новым жанром сценических произведений, искусно сохраняя во всех своих вещах смиренный вид и ребяческое легкомыслие, чтобы победить свой капризный литературный вкус и широко развернуть свою дерзость, не останавливаясь перед требованиями литературной умеренности и сухой осторожности. Поэтому всякий, кто будет читать произведения этого нового жанра, откровенного, смелого и в меру несдержанного, имея перед глазами "Меропу" синьора маркиза Маффеи[7] (которая, кстати сказать, тоже не избегла хулы) или другие подобные произведения, может легко развернуть критику острую, хотя в данном случае и не вполне уместную.
