— Мы ищем плотника по имени Ага Акбар. Он дома?
Вскоре отец взял сумку с инструментами и отправился вместе с ними.
Я не знаю, как она к нему попала, но однажды вечером я нашел американскую книгу с порванной обложкой среди отцовских принадлежностей для рисования. Я пролистал ее, прочел несколько предложений и забрал к себе в комнату.
Старый ворон летал над домом и каркал. Он заметил, что я спрятал книгу за поясом брюк.
Он сел на ветку дерева напротив моей комнаты, чтобы видеть, что я делаю.
Я забрался в кровать со словарем и американской книгой в руках. Это было невероятно.
— Если американцы могут писать книги на подобные темы, то я тоже смогу, — прокричал я на следующее утро ворону.
Он чуть не упал с ветки от неожиданности, взлетел высоко, каркнул и сообщил эту новость миру.
У моего отца в сумке с инструментами всегда была книга — маленький Коран. Когда ему нечего было делать, он присаживался, брал ее в руки и начинал нараспев читать. У меня, как и у моего отца, тоже всегда с собой важная книга, которую я читаю, когда в командировках мне нечем заняться. Ее автор — так же как и я — продавец кофе. Помимо этой книги я, как правило, беру с собой еще одну — какое-нибудь классическое произведение нидерландской литературы.
У Нидерландов почти нет классиков, но я, тем не менее, употребляю это слово. Я читаю эти книги с карандашом в руках, подчеркиваю те слова, которые не понимаю, и ищу в словаре их значение.
Время от времени мне в этих книгах встречаются пассажи, которые как будто написал я сам. Я выписываю эти отрывки в свою тетрадь. Когда мне скучно в магазине, я переписываю их по несколько раз, так я упражняюсь, стараясь улучшить свой нидерландский.
Сегодня я уже семнадцать раз переписал первую строфу поэмы «Май» Хермана Гортера. Поэт описывает девушку по имени Май, «одну из двенадцати сестер», лодка которой пристает к морскому берегу.
Меня душила зависть, оттого что не я, а Херман Гортер написал это стихотворение:
Новую песню сложила весна:
Звонкою трелью пусть льется она,
Трелью, что летом встречает закат,
Город старинный ей будет рад —
В доме темно, но снаружи пока
Сумерки лишь начались, облака
Солнечный блик опалил, и в окно
Мне помахал из-за домов.
Начал на дудке мальчишка играть,
Сочные ноты стал ветер срывать,
Словно спелые вишни в саду,
Где он гуляет, встречая весну…
Природа, которую описывает Гортер, — это природа Исфахана!
А девушка Май — это девушка из Исфахана, о которой я вскоре вам расскажу.
Я включил это стихотворение в повествование потому, что слова другого писателя, попадая в твое произведение, в той или иной степени становятся твоими.
Херман Гортер сделал то же самое. То, что он представил нам как оригинальное голландское стихотворение, на самом деле является древним персидским текстом — это одно из персидских стихотворений о весне, которые я читал в юности. Гортер использует почти тот же сюжет, те же слова и выбирает ту же направленность, но, что удивительно, голландская версия получилась более сильной, убедительной и напряженной. Персидский читатель во мне видит, как девушка Май исчезает на таинственных улицах Исфахана.
Словно дитя, чью жизнь бог оборвал,
Словно цветок, который увял,
Так лежит скошенный мак в полях.
Она лежала в закатных лучах,
Солнце ее в последний раз обожгло
И вместе с ней в небытие ушло.
К сожалению, Херман Гортер так и не смог полюбоваться Исфаханом. В отличие от меня. И любой, кто отправится в Исфахан, несомненно встретит там Май, оставит там свое сердце и станет поэтом.
Я должен ненадолго прерваться. В магазин зашел мой постоянный клиент из Афганистана. Сегодня вечером моя жена вместе с подружками пойдет по магазинам. Тогда у меня будет время рассказать вам, каким ветром меня занесло в Исфахан и как он на меня повлиял.
Когда несколько лет спустя я собирался поступать в Тегеранский университет, чтобы изучать персидскую литературу, меня все отговаривали: «Это не профессия, только те, у кого обе руки левые, идут на литературу».
Поэтому я стал изучать точные науки.
Однако технические специальности таили в себе наибольшую опасность. Родители, затаив дыхание, наблюдали за своими детьми, если те выбирали это направление. Говорили, что ребенок поступает в университет невинной овечкой, а через несколько лет выходит оттуда львом. Студенты этого направления были самыми сообразительными молодыми людьми в стране. Позднее именно они будут занимать ключевые посты в государстве. Однако важнее было то, что эти студенты полагали, будто народ нуждается в них. Они полагали, что их призвание — думать об Иране, и знали, что если в будущем в стране начнутся перемены, то они будут теми, кто даст им старт. Поэтому эти студенты довольно быстро становились политическими активистами. Интересы страны были важнее учебы.
