— Об этом я и собираюсь с тобой поговорить, — ответила Луиза, пытаясь снова захватить инициативу в свои руки. — Я готова оказать тебе услугу, если ты тоже окажешь услугу мне.
Эш опять поднял брови:
— Какого рода услугу?
— Мне надо получить какое-то количество времени. Нужен человек, который научил бы меня, как обойтись со всеми этими требованиями, чтобы не испортить дело.
— И если я это сделаю, ты вернешь мне мою песню?
— Даже больше того. Я покажу ее человеку, который занимается оркестрами. Моя сестра Рейчел работает на компанию звукозаписи. Они постоянно ищут новые таланты. Если она познакомится с твоей песней, я думаю, она тебе поможет.
— Ладно. Песня у тебя с собой?
— Я… на самом деле я уже отдала ее сестре. Надеюсь, ты не против.
Эш откинулся на спинку стула и лениво закинул ногу на ногу. Посмотрел на Луизу отчужденно. Под его испытующим взглядом пульс у Луизы забился медленнее. Она почувствовала, что сделала что-то не так.
— Какая-то ты странная, Луиза. Не могу в тебе разобраться.
— Правда? — Луиза моргнула. Загадочность — это хорошо. Вероятно.
— Все вроде бы при тебе, что нужно. Ты неглупая, живая, хорошо говоришь. Кажется, могла бы устроить себе достойную жизнь. Если бы захотела, могла бы уже завтра поступить на любую работу. Не то что парни, которых я тут встречаю чуть не каждый день. У многих из них нет ни малейшей надежды устроиться на другую работу, как бы они ни старались.
Луиза снова ощутила укол совести. Она старалась не думать ни об отце, ни о матери, ни о сестре, — никто из них не одобрил бы ее. Они же не знали о ее беременности. И Эш не знает.
А самое главное, она только что предложила ему представить его человеку, занимающемуся музыкальным бизнесом, а он словно и не слышал ее. Ясно, что он жаждет успеха. Все музыканты об этом только и мечтают.
— Так вот, моя сестра работает на компанию звукозаписи, — повторила она, запинаясь, — и я отдала ей твою песню. Надеюсь, ты не против.
На сей раз он ответил философическим мановением руки.
— Связывались мы с этими компаниями звукозаписи. Посылали людей во все места. Через силу посещали их офисы. Я не против того, что ты отдала нашу песню своей сестре, но сама ты не имеешь отношения к музыке.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что песня нацарапана на клочке бумаги, и, какими бы достоинствами она ни обладала, твоя сестра не получит ключа к тому, чем мы живем и чего стоим. Скорее всего, она выкинет этот листок в мусорную корзину.
— Но я думала…
— Не беспокойся об этом. Спасибо за твое старание. Но ты бы очень помогла, если бы вернула песню.
— Ты хочешь получить ее обратно? Но что, если…
— Это всего лишь одна из версий текста, который написал Джинджер. Я могу вспомнить музыку, но он просто ненормальный насчет этого. Пожалуйста, верни листок.
Луиза сидела тихо, чувствуя себя дурой. Эш потому спокоен, что она его расстроила. И говорить больше не о чем. Эш посмотрел на нее прямо:
— Итак, почему ты не желаешь получить работу, хотя вполне можешь ее получить?
— А как насчет тебя самого? — парировала она. — Если бы ты не расхаживал вокруг да около, словно вокруг майского шеста[21], ты бы тоже мог получить работу.
— Майского шеста?
Глаза их встретились; Луиза вооружила себя против соблазна и ответила спокойно:
— Да. Весь этот твой прикид как раз в том духе. Я представляю тебя в строгом костюме. Ты бы с ходу отбил все их удары и получил бы работу завтра же, если бы захотел.
— А ты представляешь меня в офисе?
— А ты меня? Если да, то и я тебя представляю.
— Я стараюсь делать то, что у меня хорошо получается. — Он наклонился вперед и говорил медленно. В глазах появилось напряжение, от прежней ленивой расслабленности не осталось и следа. — И то, что я хочу делать, не имеет отношения к сети безопасности. Или ты можешь сойти за бедняка, или ничего у тебя не получится.
— Но ты говоришь о своем оркестре.
— Я вовсе не имею в виду оркестр. Из того, что я делаю, ничего не оплачивается.
— Нет необходимости говорить столь наставительным тоном, — сказала Луиза, и ей вдруг стало жарко. — Я просто вернула тебе твой вопрос. У меня есть свои причины не устраиваться на работу прямо сейчас. Ты ничего не знаешь о моих обстоятельствах, и незачем читать мне наставления.
