Он больше часа лежал без сна, прислушиваясь к звукам, которые издавал Жэгорз, когда сначала устраивался на тюфяке, а потом засыпал. Безумец не храпел, а жужжал. Звук был успокаивающий и едва ли сумасшедший. Когда Браяр наконец понял, что именно он слышит, звук быстро его убаюкал.
* * *
Он бежал по череде каньонов со скалистыми, совершенно лишёнными растительности стенами. Он раскидывал свою магию во все стороны в поисках хотя бы травинки, что могла бы составить ему компанию, но земля была голой и сухой — пустыня, лежавшая выше лесов и равнин всего мира. Он всё искал выход из каньонов, но видел лишь гладкие скалистые стены, не замаранные трещинами или уступами.
У себя за спиной Браяр слышал гул янджингских боевых барабанов — громкий, плоский стук, которому вторили удары многотысячных стоп. Звук преследовал его в каменных коридорах, загоняя его подобно дичи в темноте. Теперь послышался тонкий, пронзительный вой боевых труб императора Янджинга, и первые внушающие ужас грохотания чёрного порошка под названием «порох». Они взрывали каменные каньоны… которые превратились в изгибающиеся коридоры Первого Храма Живого Круга, набитые посвящёнными, бежавшими прочь от нападавшей армии Янджинга. Браяр боролся с людским потоком, пытаясь найти Розторн и Эвви, свою ученицу. Где они были? Эвви всё ещё была маленькой — в этом хаосе её могли затоптать! Он выкрикивал её имя, но его голос тонул в криках напуганных мирных жителей, укрывшихся в храме.
Всё накрыло темнотой. Неожиданно Браяр обнаружил себя ползущим по кучам влажных и вялых тел, пробираясь на ощупь и содрогаясь. Он знал, что ползёт по трупам. Он вытянул руку, и ощутил гаснущую вспышку зелёной магии, магии растений. Крича, он прижал к груди умирающую Розторн.
* * *
— …знаю, что это плохая мысль — будить спящего, но не было похоже, что сон тебе нравится, и если мне не удастся тебя разбудить, то придётся звать одну из Вимэйсэс, хотя…
Браяр схватил тощую руку Жэгорза и сел, гневно глядя мужчине в глаза. Видно было хорошо: Жэгорзу удалось зажечь свечу.
— Даже не смей, — тихо приказал Браяр. — Им нельзя знать, что ты застал меня блеющим как ребёнок — усёк, шизик? А то я тебе на губу подсажу зелени, которая срастит тебе зубы намертво, понял?
Жэгорз уставился на него, моргая своими странными, светлыми серо-голубыми глазами:
— Не думаю, что это возможно, — ответил он. — Не поверю, что она сможет прицепиться к зубам.
— У неё есть липучки, и она заползает в трещины.
Осознав, что тот не собирается на него стучать, Браяр отпустил руку Жэгорза:
— Это всего лишь сон.
Жэгорз сел в изножье своей койки, скрестив ноги:
— Значит, для моих снов ты мне капли дашь, а себе — нет?
Браяр потёр гудевшую голову:
— Только этого мне не хватало — шизик, который говорит дело, — проворчал он. — Кроме того, твои сны — бред, а мои — настоящие. Кроме некоторых моментов. И те тоже могли бы воплотиться в жизнь.
— Но Вимэйси Трис думает, что мои — тоже настоящие, — рассудительно указал Жэгорз.
— Вимэйси Трис слишком много думает, и слишком много чешет об этом языком, — проворчал Браяр. — Тебе следует сразу это усвоить.
— Если я это усвою, ты примешь капли? — спросил Жэгорз.
Браяр уставился на него, озадаченный и смущённый, затем начал тихо смеяться:
— Ты хоть и сумасшедший, но если тебе что пришло в голову, то ты этого не оставишь, — сказал он, когда Жэгорз поднял бровь. — Как насчёт сделать нам обоим снотворного чая вместо капель? Одна чашка на нос — и всё будет путём.
По крайней мере Жэгорза чай загнал обратно в кровать. Браяр знал, что на него самого чай подействует лишь как успокоительное. Вместо сна он пододвинул к столу свой стул и обняв ладонями ствол своего шаккана, позволяя вековому спокойствию дерева изгнать из своих снов последние остатки ужаса, из-за которых он теперь так не хотел спать в одиночестве. Глядя на дерево, Браяр осознал, что пока он занимался приготовлениями для явления ко двору, шаккан тайком выпустил несколько новых почек.
— Мило, — сказал он, мрачно улыбаясь. — Тем не менее, они у тебя не останутся.
Когда горничная пришла, чтобы разбудить их до зари, она обнаружила, что Браяр спит, положив голову на стол и обняв одной рукой свой
