И я смотрю на этого галла, в рабочем комбинезоне, с землей под ногтями, и удивляюсь тому, как глубоко укоренилась в нем неукротимая ненависть ко всякого рода зависимости, накладывающей лапу на национальную сущность и свободу, чтобы подавить ее цивилизацией и новыми достижениями технического прогресса.
И во мне поднимается чувство солидарности с этим прямодушным и грубоватым правнуком убитого президента Сади Карно, именем которого названы улицы почти во всех городах Франции.
* * *
Капитан! Поистине это была необычайная чета в буржуазной среде. При безграничном обожании друг друга они были больше товарищами, чем мужем и женой. Во-первых, оба страстные охотники. Жюльетта отлично била птицу влет, могла делать сложные переходы в горах, карабкалась по скалам, лазила по болотам, никогда не жаловалась на усталость. Капитан, унаследовавший от деда страсть к охоте, постоянно ездил осенью охотиться на кабанов и оленей и всегда брал с собой жену. Она была его верным спутником до конца дней.
Они ночевали в палатках, в спальных мешках — вечные туристы и даже какие-то авантюристы! И ему в ней была дорога не домохозяйка, а вот такой верный оруженосец, Санчо Панса. Потому-то она никогда не умела готовить изысканных французских блюд. Ей ближе и дороже был котелок над костром или выпотрошенная дичь, набитая можжевеловыми веточками, запеченная в углях прямо в перьях! Чудо!
— Капитан освобождал меня от всех хозяйственных забот, рассказывала Жюльетта. — Он покупал все сам, не запасал. И даже платья и костюмы сам заказывал мне, выбирая материал и фасон. И это было всегда бесподобно! И как он радовался, видя на мне отлично сшитые вещи! Райская жизнь была для меня!
Я слушала и думала, что вряд ли в Париже найдется более воспитанная, обаятельная и остроумная дама, чем Жюльетта, когда она, находясь в самом аристократическом обществе, ведет светский разговор. Капитану как раз дорого было в ней удивительное сочетание интеллигентности светской дамы с непритязательностью спортсмена и охотника. Жюльетта ограждала его от тривиальности буржуазных семей, от мещанства и пошлости. И я с удивлением слушала вот такие странные подробности в их отношениях:
— Капитан был таким человеком, что я никогда ни в чем не могла ему отказать. Я делила с ним все, даже все его увлечения. А он очень любил молоденьких и хорошеньких! Мы часто плавали на пароходах, и вот бывало — долгий путь по морю, вокруг много дамочек, а поухаживать он любил. Бывало, танцует с какой-нибудь приглянувшейся красоткой, а ночью вдруг заявляет мне: пойду-ка я к ней в каюту, посмотрю, что она за женщина. И он уходил на ночное свидание и возвращался под утро. И если у него ничего не выходило, я вместе с ним сокрушалась. Ну как же это у нас такая неудача получилась? Ничего не вышло! И я старалась отвлечь его и утешить.
Вот такая была у Жюльетты любовь к этому человеку. Ей никогда и в голову не приходило ревновать, рыдать, скандалить. Она жалела не себя, а его. И преданность ему была целью в ее жизни. Так любят собаки своего хозяина.
* * *
Капитан мечтал о детях, но когда через год после женитьбы у них родилась дочь, Франсуаза, а через пять лет — сын Поль, то Жюльетта оказалась никудышной мамашей. Во время первой беременности Жюльетта ушиблась где-то на охоте и, чтоб избавиться от болей, потребовала от врача уколов морфия. Врач, видимо, был настолько безграмотным, что разрешил ей эти уколы, а рассчитывать на медицинский опыт самой Жюльетты не приходилось.
— Ведь все эти уколы морфия получал мой ребенок, — вспоминала Жюльетта, — вот потому у Франсуазы с детства была довольно странная психика. Она часто задумывалась, уходила в себя, всегда была где-то «по ту сторону». Можешь себе представить, что я с ее детства обращаюсь к ней на «вы»? А когда она выходила замуж, я предупреждала своего будущего зятя, Андрэ, типично французского, добропорядочного узкогляда: «Не женитесь на Франсуазе, вам с ней трудно будет. У нее же в голове какой-то русский туман!..» Нет! Не послушал меня, женился и вот уже двадцать лет мучается, хоть и любит ее безумно.
