— А чем он занимается, ты можешь мне объяснить?
— Он отличный музыкант, с серьезным образованием. Но заработать невозможно без импресарио, без прессы, без выхода на сцену. И сейчас он поет в ресторанах. Вон видите, к его поясу привешен кожаный кошель, туда он кладет свой сбор, выступая между столиками.
— А ты что делаешь в этом костюме?
— Я помогаю ему. Подыгрываю на гитаре, но мой номер — это чтение стихов и рассказов. Вот так подрабатываем на хлеб…
Мы ужинали в столовой, за отлично сервированным большим столом. Мартина, как все француженки, хорошая повариха, угощала нас мягкими пресными грушами авокадо. Разрезав их пополам и вынув из середины большую кость, она наполнила выемку острым соусом, и я впервые попробовала у них этот фрукт-овощ, это было очень вкусно и, видимо, сытно. Форели тоже были отлично сварены и лежали на блюде, голубые, как лезвия стальных ножей.
За столом молодые люди начали острить и хохотать до упаду, как это часто бывает с молодыми. Их смешили совершенно неожиданные вещи, понятные только им одним, и удержу нет этим взрывам молодой радости.
Пить кофе мы перешли в гостиную, к камину, и тут начался концерт. У Люсьена оказался сильный красивый голос. Пел он только народные песни и всего Брассанса, что мне было чрезвычайно приятно, поскольку я третий год занимаюсь переводами стихов-песен этого поэта-трубадура. Брассанс открыто выступает против буржуазной, мещанской морали.
Люсьен пел Брассанса, конечно, не так, как сам автор поет свои стихи, не претендуя на исполнение, очень скромно и просто, подыгрывая себе на гитаре. Люсьен пел артистичнее, выразительнее и по-молодому темпераментнее. Играл он на гитаре с большим мастерством, между песнями играл Баха, Равеля, Альбениса. Когда Ника сказал Люсьену, что я перевожу песни Брассанса, то он внезапно спросил меня:
— А «Сатурна» вы переводили?
— Нет, я даже его не слышала.
И под аккомпанемент двух гитар Люсьен очень хорошо исполнил эту старинную песню Брассанса.
— А вы можете перевести эту песню сейчас? — спросил Ника.
— Попробую. Пусть только Люсьен запишет мне слова. — И началась игра. Люсьен записал мне текст, я села в сторонку за камин и начала переводить. Это было необычайно интересно.
Люсьен и Ника играли, пели, рассказывали всякие истории. Но ничто уже не могло отвлечь или рассеять меня. Строчки приходили сами собой. И я довольно быстро перевела «Сатурна».
И вот уже Ника, не без труда разбирая написанные мною строчки, пытается продекламировать мой перевод.
— А что, если бы вы с Люсьеном приехали к нам в Москву и выступили вот в этих костюмах трубадуров?
И мы размечтались о том, как было бы интересно, если б Люсьен пел Брассанса у нас с эстрады, а перед каждой песней Ника читал бы ее в моем переводе. В моем воображении уже возникли эти две занятные фигуры в костюмах трубадуров, с их гитарами, рассказами и песнями.
Поздно вечером мы вышли из дома Бернара Биго. Хозяева нас провожали. Дворик был освещен только светом из окон, и все это напоминало какую-то старинную гравюру. Ника усадил нас в лимузин и долго не мог разогреть машину. Мотор всхлипывал, замирал, потом снова начинал тарахтеть, а Ника со своим трогательным акцентом говорил, смеясь:
Сатурну долго надо будет
Часы песочные крутить!
Винсент и Фредерик
Сидя в баре у Сильвио, мы с Ольгой просматриваем занятный «Путеводитель по мистическому Провансу».
— Сегодня едем в Арль, — решает Ольга, разглядывая старинную гравюру с изображением древнеримского кладбища Алискампов в Арле. — Вот смотри, эти гробницы и сейчас стоят в аллее платанов.
— Я слышала, что это название Алискампы соответствует античным Елисейским Полям — блаженство праведников.
— Очень может быть. Во всяком случае, по созвучию это близко. Между прочим, это, кажется, единственное место древнероманской эпохи, которое попало на холст Ван Гогу. У него есть этот пейзаж, довольно мрачная аллея и прогуливающийся по ней господин в зеленом фраке.
Нашу беседу прерывает вбежавший в бар Ника.
— Садись скорей завтракать! — командует Ольга. — Сегодня едем в Арль.
Ника всегда готов везти нас куда угодно, тем более что он знает наизусть все места. И вот мы снова в лимузине, и снова перед нами прелесть пустых в это время года белых дорог. Камыши, кипарисы, беленькие «масы» с черепицей на крышах и солнце. Вспоминаются строчки из письма Ван Гога другу-художнику Эмилю Бернару:
