Описывая эти невероятные метаморфозы совершенно будничным тоном, Танимура вдруг потер левый глаз – и в руке его оказалась стекляшка, формой напоминавшая перевернутую пиалу. Вертя ее в пальцах, он обратил ко мне свою пустую глазницу:
– После этого мы, ничего более не страшась, вернулись домой. Шанхай – чудный город, но родина есть родина. Мы жили в каком-то своем, особенном мире, кочуя с курорта на курорт. Почти десять лет я был неразлучен с Акико – вдвоем в целом мире… – Танимура с тоской заглянул в черную пропасть. – Воистину, чудеса… Мне и во сне не могло присниться, что доведется беседовать с вами о тех временах. Впрочем, сегодня у меня появилась уверенность…
Я невольно насторожился. Если это даже и случайность, все равно она вызывает дрожь ужаса. Танимура вдруг засмеялся:
– Значит, вы ничего не заметили? Конечно же, это совсем не случайность. Я нарочно направил наш разговор в нужное русло. По дороге мы с вами говорили о Бентли. Это была маленькая ловушка. Помните, вы обмолвились, что забыли сюжет? Вы его не забыли. Он хранился все это время в неведомых тайниках вашей памяти…
А сюжет таков: убийца, прикинувшись собственной жертвой, приходит к жене убитого… Очень знакомый трюк, помните? «Убийство с применением серной кислоты»! Увидев название книги, вы невольно ассоциировали его с той историей. И вам захотелось поговорить… Ну а книжку вы не забыли? Взгляните-ка вот сюда и сюда. Кто-то сделал пометки красным карандашом. Вам не знаком этот почерк?
Я склонился над книгой – и вдруг у меня словно спала с глаз пелена. Как это я забыл?.. Впрочем, прошло столько лет… Тогда я был начинающим и неопытным сыщиком, получавшим гроши, и не мог позволить себе покупать детективную литературу, а потому нередко брал у Танимуры вышедшие новинки – почитать. Была среди них и эта вот книга. Помню, я действительно сделал в ней кое-какие пометки. Без сомнения, это мой почерк.
Танимура умолк. Я тоже молчал. Но мысли мои крутились вокруг одного и того же: зачем Танимуре эта встреча? Он отдал столько энергии, чтобы ускользнуть от полиции, так чего ради теперь исповедуется передо мной, полицейским? Ведь срок давности преступления еще не истек. Может быть, он просчитался? Или просто дразнит меня?
– Господин Танимура, скажите, а вы не боитесь меня? Или вы просчитались со сроком?
– Что вы, я не настолько сведущ в таких делах. Я и не знаю, когда он должен истечь. А затеял я наш разговор потому… Знаете, во мне, видно, дьявол сидит. Вы вечно мните себя выдающимся сыщиком, это несказанно меня раздражает. Собственно говоря, мне просто захотелось щелкнуть вас по носу.
Вот оно что. Что ж, мне остается признать поражение. Однако…
– Однако… Да, я проиграл. Но я все еще полицейский. Вам не терпелось унизить меня, но яму вы выкопали себе. Вы дали мне козырь, и я арестую злодея, какого еще не видывал свет! – Я схватил его за запястье.
Но Танимура легко расцепил мои пальцы.
– Э, нет! Мы ведь с вами уже не раз мерились силой, и я всегда выходил победителем. Как вы думаете, зачем я привел вас в такое глухое место? Я все предвидел. Одно движенье – и я скину вас в пропасть! Ха-ха-ха! Успокойтесь… Я не собираюсь бежать. Видите ли, я утратил вкус к жизни. У меня не осталось привязанностей в этом мире. Акико, ради которой я жил, скоропостижно скончалась месяц назад от воспаления легких. Когда она лежала на смертном одре, я поклялся пойти вслед за ней хоть в пасть дьявола. Единственное, о чем я тогда сожалел, – что так и не встретился с вами. Но сбылось и это желание. Теперь я могу уйти… Проща-а-айте! – донеслось до меня.
Не успел я и пальцем пошевелить, как Танимура скрылся во мраке бездны.
Пытаясь умерить бешеное биение сердца, я заглянул в пропасть. Белая фигурка, стремительно уменьшаясь в размерах, достигла дна, взметнув фонтан брызг. Через мгновение все улеглось, и среди бурунов на камнях проступило пятно: оно было похоже на ярко-алый, огромный, растрескавшийся от спелости плод граната…
В ущелье воцарилась прежняя тишина. Горы и долы были окутаны вечерней мглой. Ни единый листочек не шевелился, ветерок словно уснул – насколько хватало глаз, все застыло в мертвенной неподвижности. Лишь издалека доносился вечный шум водопада, рокотавшего в такт сердцу.
