Николя Фламель свернул налево с улицы Бобур на улицу Монморанси — и резко остановился, будто врезался в стену. Он судорожно вздохнул, и его сердце заколотилось. Чувства нахлынули с невероятной силой. Улица была такой узкой, что утреннее солнце почти не проникало туда, оставляя ее в полумраке. По краям стояли высокие здания, в основном белого и кремового цвета, на стенах многих из них висели корзины с цветами и зеленью. Из тротуара торчали черные металлические столбики, чтобы люди не парковали там свои машины. Николя медленно прошел по улице, вспоминая, какой она была когда-то.
Больше шестисот лет назад они с Перенель жили на этой улице. В его памяти пронеслись виды средневекового Парижа: деревянные и каменные дома, вперемешку стоявшие вплотную друг к другу; узкие извилистые улочки, прогнившие мосты, покосившиеся здания и переулки, мало отличавшиеся от сточных канав. А еще шум, невыносимый, непрекращающийся шум, и ядовитые газы, повисшие над городом, — вонь от больных, месяцами не мывшихся людей и грязных животных. Вот чего он никогда не забудет.
В конце улицы Монморанси Фламель нашел здание, которое искал.
Оно не очень изменилось. В старину камень был желтоватым, но за прошедшие годы он потрескался и разрушился от ветра, покрылся черными пятнами сажи. Три деревянных окна и двери были новыми, но само здание считалось одним из старейших в Париже. В центре двери были прибиты синие металлические цифры «51», а над ними висела ветхая табличка с надписью, что это «бывший дом Николя Фламеля и его супруги Перенель». Красная вывеска в форме щита гласила: «Ресторан „Николя Фламель“». Теперь здесь ресторан.
А прежде здесь был его дом.
Подойдя к окну, Фламель притворился, что читает меню, а сам заглянул внутрь. Конечно, интерьер полностью изменился и даже, наверное, не один раз, но темные балки, которые тянулись через белый потолок, были, похоже, те самые, на которые он смотрел шестьсот лет назад.
А ведь они с Перенель были здесь счастливы. Ничто им здесь не угрожало. Их жизнь тогда была гораздо проще: они не слышали ни о каких старейшинах, они ничего не знали о Кодексе и бессмертных, которые охраняли его и сражались за него.
Тогда они с Перенель чувствовали себя самыми обыкновенными людьми.
Ветхие камни дома были испещрены всевозможными рисунками, символами и буквами, наверняка привлекавшими внимание ученых. Большинство из них не несли никакого смысла — просто специальные значки, которые использовались в те времена торговцами. Но кое-что имело особое значение. Быстро оглядевшись и не увидев никого на узкой улице, Фламель провел рукой по букве «Н», вырезанной на камне слева от среднего окна. Вокруг буквы вспыхнули зеленые искры. Затем он провел по резной букве «Ф» с другой стороны окна, оставив мерцающий контур в воздухе. Взявшись за раму левой рукой, он встал на выступ, поднял правую руку и нащупал рельефные буквы на камне. Выпустив из пальцев тончайшую струйку ауры, он нажал на цепочку из букв, и камень под его рукой стал теплым и мягким. Фламель надавил… и его пальцы утонули в камне. Они сомкнулись вокруг предмета, спрятанного в прочном куске гранита еще в пятнадцатом веке. Вытащив его, Фламель отошел от окна и присел на корточки, чтобы завернуть предмет в газету. Затем, не оборачиваясь, пошел обратно.
У самого начала улицы Бобур Николя повернул левую руку ладонью вверх. Посредине ладони красовался идеальный отпечаток черной бабочки, который Сен-Жермен оставил на его коже. «Она приведет тебя обратно ко мне», — сказал он.
Николя Фламель провел указательным пальцем по татуировке.
— Отведи меня обратно к Сен-Жермену, — прошептал он. — Отведи меня к нему.
Татуировка вздрогнула, крылья затрепетали. И вдруг бабочка отделилась от кожи Фламеля и повисла в воздухе. Через секунду она замахала крылышками и полетела по улице.
— Умно, — пробормотал Николя, — очень умно, — и отправился за бабочкой.
Перенель Фламель вышла из темницы.
Дверь никто не запирал. В этом не было нужды: никто не может пройти мимо сфинкса. Но теперь сфинкс ушел. Перенель вдохнула поглубже: кислый запах чудовища, нечто среднее между запахом змеи, льва и птицы, начинал рассеиваться, впуская привычные запахи Алькатраса — соли и ржавого металла, водорослей и крошащегося камня. Перенель свернула налево и торопливо двинулась по длинному тюремному коридору. Она находилась на скале, но не представляла, в какой именно части полуразрушенного лабиринта: хотя они с Николя прожили в Сан-Франциско много лет, у нее никогда не возникало желания посетить остров, одолеваемый призраками. Она знала только, что находится глубоко под землей. Коридор освещался тусклым светом развешанных кое-где лампочек под решетками. Перенель мрачно улыбнулась, подумав, что сейчас свет — ее враг. Сфинкс боялся темноты. Чудовище пришло из того времени и места, где во мраке жили настоящие монстры.
