Но я был слишком неповоротлив и совсем выдохся, пробираясь через эту зловонную яму, и не мог даже оторваться от камня, к которому привалился. Я попробовал взмахнуть мечом, но лапа плохо повиновалась мне, и на миг показалось, что исход боя уже предрешён в пользу врага.
— Ситри! — я поднял меч и, держа рукоять на уровне губ, направил его остриём вверх — туда, где могло быть в этом пространстве небо. — Твоим именем я буду сражаться… Не лишай меня покровительства… Помоги выстоять против Тьмы! Ибо я должен выполнить то, что начал. — Я бормотал наугад первое, что приходило в голову, не надеясь быть услышанным.
Если бы я сделал только несколько шагов к краю, я мог бы пронзить этих тварей мечом, пока они вылезали на уступ. Но я чувствовал, что не в силах идти, а если бы пополз, то оказался бы лежащим перед ними, подставляя шею под топор.
Они, наверное, считали меня лёгкой добычей или просто были слишком несообразительны, чтобы, выбравшись, сразу метнуть топоры. С боевыми кличами ринулись они ко мне, держа оружие наготове, и я попробовал взмахнуть мечом, как если бы у меня было обычное человеческое тело.
Меч вырвался из моих лап и метнулся по воздуху. Это опять был уже не меч, а проблеск золотого света, мелькнувший так стремительно, что я не успел за ним уследить и не понял, что произошло дальше. Я увидел только, как сначала один, потом другой враг падают с зияющими на горле ранами, и оба они, выронив топоры, зазвеневшие о камень, сползают по наклонному уступу, обливаясь кровью. Я стоял, прижавшись спиной к камню и раскрыв рот от изумления.
Тут раздался другой звон, более громкий, похожий на колокольный, — передо мной лежал меч. Я оттолкнулся от своей опоры, шатаясь, сделал шаг к нему, но, наклонившись, потерял равновесие и рухнул ничком. Я лежал, чувствуя под собой стальную поверхность меча, от неё через мою отвратительную шкуру в тело начало вливаться тепло, а потом — свежие силы. Я приподнялся, опираясь на передние лапы.
Там, где упали тела жабообразных, курилась и оседала на каменный уступ чёрная копоть, как от разворошённого потухшего костра. Вместо жабьих тел я увидел останки двух крайне истощённых людей — почти скелеты.
Ощущая в себе силы, которые влил в меня меч, я поднялся на задние лапы и подошёл сквозь чёрную копоть к ближайшему из мертвецов. Глядя на его неестественно заострившиеся черты, я подумал, что когда-то он, наверное, принадлежал к древней расе или был близок ей по крови. Смерть рассеяла чары и вернула ему его истинный облик. Смерть… Я взглянул на свои бородавчатые лапы. Неужели единственный путь к возврату — смерть?
Останки на глазах расплывались, распадаясь и рассыпаясь в прах, как плакавшее существо по ту сторону стены из драгоценных камней. Я отвернулся от них и увидел, как и ожидал, возвышавшуюся на кургане Башню, ждущую меня, как до этого — её двойник.
Эта Башня казалась ещё чернее, ещё отчетливее были её очертания, превосходившие резкостью всё виденное мною в этом жутком мире. Курган тоже был чёрным.
И снова я пошёл по дороге, в которой мои лапы утопали, как в воде. Когда я достиг подножия кургана, мне не пришлось прибегать к заклинаниям, чтобы попасть внутрь — чёрный проем уже зиял, поджидая меня.
— Каттея! — мысленно позвал я и увидел, как имя пролетело передо мной и быстро исчезло во мраке проёма.
Я сжал обеими лапами рукоять меча и, тяжело ступая, осторожно вошёл в курган. Внутри мрак был не таким густым, как казался снаружи, разбавленный тусклым желтовато-серым светом, исходившим, судя по всему, от моего собственного тела. При этом освещении я разглядел пол и стены, сложенные из чёрных каменных плит, плотно прилегавших друг к другу. Пройдя по коридору, я вновь попал в круглое помещение; на этот раз дверей не было, в центре поднималась лестница, но в ней не заключалось ничего сверхъестественного.
Мои лапы не были приспособлены к восхождению по лестнице. Мне снова пришлось зажать меч в зубах и медленно передвигаться на четвереньках. Стоило мне пошатнуться, и я сорвался бы вниз на каменные плиты.
Наконец голова моя высунулась в отверстие, появившееся словно ниоткуда, и я попал в призрачную комнату. Там были призраки не живых существ, а предметов, составляющих обстановку, — бесплотные туманные тени.