Хотя в отчете аудиторов подчеркивалось, что нет никаких свидетельств того, что мистер Уоррэнт или кто-либо другой из директоров компании лично обогатился в результате каких-то операций компании, в нем тем не менее отмечалось, что мистеру Уоррэнту была предоставлена внутрифирменная ссуда под недвижимость в размере трехсот пятидесяти тысяч фунтов для приобретения дома в Белгревии.
Лондонский банк оказывал давление на партнеров Йейла, настаивая, чтобы Йейл был освобожден от должности президента до того, как он будет решать вопрос о новых займах компании. Как наиболее известный член совета директоров компании, Йейл стал главным объектом критики. Вначале Йейл отказался от приглашения Романа поехать в Каир, но затем решил поехать.
— Они не владеют мной, — сказал он, имея в виду своих партнеров, аудиторов и банкиров. — Я разбогател не для того, чтобы быть вынужденным проводить рождественские праздники в Лондоне.
Однако, оказавшись в Каире, Йейл оставался взвинченным. Он чувствовал, что его обманули.
— Я должен был продать свои акции год назад. Я хотел тогда получить наличные, но дал себя от этого отговорить. Я стоил миллионы. Они обещали мне, что я буду стоить еще дороже, если сохраню свои акции. Я не должен был их слушать.
Йейл бесконечно говорил о деньгах, о том, какой несправедливой была критика аудиторов, о планах компенсировать свои потери. Он во многом обвинял Джей Джей.
— Если бы не ты и твоя разорительность, я мог бы уйти от дел и жить в роскоши остаток своих дней.
Джей Джей научилась не отвечать на обвинения Йейла, потому что ее ответы, как бы тщательно она ни подбирала слова, приводили Йейла в беспричинную, бешеную ярость. Дело заключалось в том, что Александр Рэймонт содержал ее и оплачивал все ее счета. Хотя он никогда не поднимал на нее руку, Джей Джей начала бояться Йейла, так же как она боялась Сергея, и она задумывалась над тем, что было такое в ней, что вызывало по отношению к ней страсть и одновременно ее бешеного спутника — ярость.
Финансовые проблемы давили на Йейла извне. Сексуальные проблемы угрожали ему изнутри. Ему все труднее становилось сохранять видимость бисексуальности, в то время как он стремился стать исключительно гомосексуальным. Тот факт, что он начал предпочитать мужчин женщинам, не так беспокоил его, как то мрачное очарование, которое требовалось его желаниям. Он уже не мог сдерживать извращенность своих потребностей, и его неспособность контролировать их заставляла его опасаться роковых последствий.
Он пытался скрыть происходящие в нем перемены от Джей Джей, но ее потребность в любви и внимании возрастала теми же темпами, что и его физическое отвращение к ней. Вначале ей нравились, как она говорила, их любовные утехи втроем с Романом. Она блаженствовала, будучи центром внимания двух мужчин одновременно. Но постепенно стало очевидно, что Йейл уделял больше внимания Роману, чем ей.
— Я чувствую себя отстраненной, — сокрушалась Джей Джей ранней осенью в Париже. — Ты обращаешь больше внимания на Романа, чем на меня.
— Джей Джей, дорогая, ты просто ненасытна, — ответил Йейл. — Ты все это придумываешь.
— Я не знаю, — неуверенно произнесла Джей Джей и затем добавила: — Возможно, ты прав. — Она больше ценила мнения других о себе, чем свое собственное, и обычно уступала.
— Единственное, что мне пока неведомо, — это смерть, — произнес Роман, получая удовольствие, как и всегда, от воздействия его самых дерзких заявлений на слушателей. Джей Джей, Йейл и Роман проводили вечер в элегантном публичном доме в старом коптском районе Каира, построенном на месте крепости римлян. Публичный дом, который Джей Джей представляла себе убогим и мрачным, в действительности оказался столь же шикарным, как и самые роскошные ночные клубы Парижа или Нью-Йорка.
Здесь предлагались французские вина и шампанское, изысканные блюда, приготовленные поваром, которого переманили огромной зарплатой из трехзвездочного ресторана в Лионе. Сочные овощи и нежные летние фрукты, белые персики и крошечная малина, растущие на плодородной почве Нильской дельты, были представлены в виде живых натюрмортов на серебряных блюдах, размещенных на столиках, покрытых накрахмаленными белыми льняными скатертями. Развлечения и украшения были лучшими из того, что могли предложить египетские музыканты и танцоры, художники и архитекторы. Стены были отделаны сине-белыми фаянсовыми плитками с роскошным, запутанным арабским узором; восточные ковры цвета дымчатого стекла делали полы мягкими и приятными для ног. Посетители сидели на удобных кожаных подушках, разложенных вокруг низких круглых медных столов, и свет свечей падал из филигранных отверстий в оловянных фонарях, освещая помещение ромбовидными полосками света. Музыканты играли гипнотизирующие, повторяющиеся арабские мелодии на струнных и духовых инструментах, названия которых были Джей Джей неизвестны. Женщина, исполняющая танец живота, грациозная как балерина, соблазнительная как проститутка, изображала танец, наверно, созданный две тысячи лет назад для удовольствия фараона. То и дело посетители уходили, чтобы вкусить удовольствия в комнатах наверху. Ненавязчивое движение вверх и вниз было единственным свидетельством того, что это был публичный дом, а не просто элегантный и дорогой ночной клуб.
