Сознаю свою вину.
Меру. Степень. Глубину.
И прошу меня направить
На текущую войну…
Л. А. Филатов.
— Уважаемые господа, прошу поднять бокалы за благополучное разрешение, казалось бы безвыходной ситуации. — голос полковника от инфантерии в отставке Родионова Владислава Терентьевича градоначальника уездного города Боровеска слегка подрагивал от переполняющих его радостных эмоций, а также ранее принятого игристого вина. — Предлагаю отметить нашего славного Геннадия Петровича. Если бы не он…
Городничий не стал глубоко вдаваться в суть того, что могло бы случиться, если бы хитроумный штабс-капитан не избавил город от крайне опасного сидельца — всем присутствующим было и без объяснений понятно, каким семейным беспределом грозил им суд над Андреем Воронцовым. А теперь, когда все так здорово разрешилось, можно немного расслабиться в лучшей ресторации Боровеска с неброским названием «У Протвы».
Тост господина Родионова был принят уважаемой публикой с энтузиазмом. Присутствующие дружно поднялись с мест и столь же дружно поддержали Родионова.
Непривычный к вниманию столь уважаемой публики начальник тюрьмы только хлопал глазами. Видит Бог, он старался всячески помочь юноше исключительно из уважения и благодарности к Василисе Егоровне. То, что его поступок стал фактически спасением непосредственного начальника, иже с ним прочих важных лиц города явилось для скромного служащего едва ли не откровением. Его красавица супруга не пользовалась косметическими средствами от Третьяковой, поэтому во фронде, устроенной дамами света своим мужьям, участия не принимала.
Следующим за городской головой с тостом выступил обер-полицмейстер Лука Ильич Товстоногов. В витиеватой форме он поздравил присутствующих с успешным завершением «адовых мучений» и как бы в шутливой форме укорил городского голову:
— Хочу обратить ваше внимание, дорогой Владислав Терентьевич, на одно весьма щекотливое обстоятельство. Овчинников Геннадий Петрович изволит занимать место начальника тюрьмы вот уже более пяти лет. Должность майорская, а этот воистину скромный человек ни разу не написал прошение о повышении его в звании…
— Понял, понял вас Лука Ильич, — перебил тостующего городской голова. — Однако упрек ваш справедлив лишь отчасти, ибо рапо̀рт о представлении штабс-капитана Овчинникова к внеочередному майорскому званию, в полном соответствии занимаемой им должности, был мною подписан и отправлен по инстанции сегодняшним утром. Надеюсь, не пройдет и двух недель, как в этом ресторане мы будем чествовать новоиспеченного майора Геннадия Петровича Овчинникова.
На что возбужденная принятым алкоголем присутствующая в заведении уважаемая публика отреагировала трехкратным «Ура!» и бурными аплодисментами.
Будущему майору, по заведенной традиции, тут же поднесли чарку водки объемом едва ли не в полштофа и заставили выпить в один прием. Далее в голове Овчинникова всё слегка помутилось, завертелось и закрутилось в сплошном водовороте неожиданных событий, случившихся с ним в течение двух последних суток…
***
После разговора с начальником тюрьмы процесс моего поступления на воинскую службу в статусе вольноопределяющегося надолго не затянулся.
Первым делом заглянул в камеру забрать рюкзачок и распрощаться с сокамерниками. Заодно посоветовал им воспользоваться моментом и уйти от уголовной ответственности, подавшись в вольноопределяющиеся. Мое предложение особого энтузиазма не вызвало, но кое-кто, судя по выражениям лиц, призадумался. Народ посетовал на то, что с моим уходом снова начнут кормить невкусной баландой. Но тут уж я ничего не могу поделать, Третьякова не обязана кормить всю эту голытьбу за свой счет.
На выходе мне выдали по списку конфискованные при задержании вещички, деньги и документы. Затем в сопровождении все тех же двух бравых воинов вышел в тюремный двор, где меня поджидал штаб-с капитан и… весьма неожиданно, Василиса Егоровна Третьякова. Вот уж никак не ожидал её увидеть, поскольку только вчера навещала. Отметил, что бабуля не одна, а в обществе незнакомого черноусого господина. На первый взгляд, человек приличный, судя по выправке, из бывших военных. С Егоровны не сводит влюбленного взгляда. Ну ничего себе, какие тут шекспировские страсти творятся, пока я сижу за решеткой!
