»
Он умолк и стал смотреть вдаль, и тут его снона словно прорвало.
«Я пытался. Земля и Небо видят, я пытался, но тщетно. Я стал проклятием для всех, кто доверял мне и любил меня. Но я всем сердцем желал искупить свою вину, клянусь…»
Канкарессе снова молча кивнула.
«Вернувшись к своему господину, я как никогда стал понимать, какие ужасные вещи творятся в Башне Ночи. Больше всего на свете я теперь хотел положить конец этому безумию.
Моё сердце пело от счастья, когда Каулквейп бежал из темницы, я бы отдал всё, чтобы последовать за ним…. Но не мог. Я остался в Башне Ночи и всеми силами пытался помешать планам моего господина.
Это стало моим наказанием.
Я делал всё, чтобы облегчить страдания тех, кто попал в плен к Стражам Ночи. Моей целью стало спасение несчастных. Подлец Леддикс догадывался о моих делах, и это усложняло работу.
Я до сих пор не могу простить себе, что многих так и не спас…»
Канкарессе кивнула в третий раз. Она чувствовала боль, звучащую в словах юноши. А тот повалился на колени посреди солнечной лужайки и спрятал лицо в ладонях. Тело Ксанта сотрясали рыдания, и из всех концов Задумчивого Сада потянулись к месту суда жители Вольной Пустоши. Затаив дыхание, все глядели на Канкарессе Молчаливую.
«Друзья, — зазвучал в их умах нежный голое Хранительницы. — Я заглянула в ваши души и ваши сердца, разделила ваши горести, прочувствовала вашу боль…»
Она окинула взглядом раненого Библиотечного Рыцаря, грустного помощника библиотекаря и измученного заботами Высочайшего Академика.
«Но я также видела верность, мужество, дружбу и любовь».
Она улыбнулась взволнованным Плуту и Гильде, заметив краем глаза покрасневшего от смущения Феликса.
«Я взвесила всё добро и зло, совершённое Ксантом Филатайном, и хотя всё вышло иначе, чем казалось на первый взгляд… — она печально посмотрела на Ксанта, — я боюсь, что…»
Юноша побледнел ещё сильней, но не отвёл взгляда.
— Стойте! Погодите! — закричал кто-то.
По Задумчивому Саду пробежали удивлённые возгласы, и сквозь плотное кольцо толпы протиснулась молодая девушка.
— Но тебя же подбили!
— Мы думали, ты погибла!
А Магда Берликс в изодранном, грязном лётном костюме уже стояла перед Канкарессе.
— Простите, — обратилась к ней девушка, — но мне нужно сказать своё слово.
Хранительница внимательно посмотрела на Магду.
«Я слушаю».
Магда почтительно опустилась перед Канкарессе на колени, и та положила ей на лоб хрупкие руки.
«Ксант спас тебя из Башни Ночи, — проговорила Хранительница, и голос её зазвучал в ушах всех собравшихся в долине. — Несмотря на угрозу расправы, он проводил тебя в библиотечный стан, хотя знал, как его там ненавидят. Он сделал это не ради награды, он просто хотел выручить тебя из беды…»
Канкарессе оторвала от Магды просветлевшие глаза.
«Пришло время огласить приговор», — молвила она, и сад погрузился в тишину.
Хранительница повернулась к подсудимому и широко раскинула руки. Её длинные одежды засияли в солнечном свете.
— Добро пожаловать в Вольную Пустошь, Ксант Филатайн, — провозгласила она. — Добро пожаловать домой!
Глава семнадцатая. Пожиратели Пустоши
— Ах, — выдохнул низкопузый гоблин, повалившись на грязный каменный пол литейного цеха. Он скорчился от боли, а удары хлыста всё обрушивались на него с неослабевающей силой.
— Неотёсанный, неуклюжий, полоумный урод! — орал плоскоголовый охранник, сопровождая каждое определение новым ударом.
— Простите! Простите! — выл несчастный, но хлыст взрезал кожу, оставляя после себя кровавые следы. — Ой! Имейте великодушие! Пожалейте несчастного…
Испещрённый татуировками охранник гадко усмехнулся, но наконец-то перестал размахивать хлыстом.
— О каком великодушии ты говоришь? — проревел он. — Имей в виду, ещё один такой проступок, и тебе конец. Из-за таких лентяев, как ты, мы не укладываемся в сроки. Тебе понятно?
Низкопузый гоблин вжался в пол и не проронил ни звука — так сильно он был испуган. Он же не виноват, что оступился. В цехе было жарко, а бедняга так устал и ослабел от голода и тяжкого труда, что почти ничего не видел. Голова шла кругом, ноги сделались резиновыми, а мульды с жидким металлом такими тяжёлыми…