— Я помню это место, Ксант, — хрипло проговорил он. — Пустынное Логово. Целые флоты небесных кораблей становились здесь на якорь в лихую непогоду.
Ксант ничего не ответил.
— Здесь бывал и «Небесный Всадник», — продолжал Плут, задыхаясь. — Ты помнишь «Небесного Всадника»? — обратился он к Ксанту.
Но друг лишь молча таращил на него глаза.
— Это небесный корабль капитана Прутика, — объяснил Плут. — Одного из тех, кто возглавил налёт на Башню Ночи. — Он запнулся. — Ксант! Ксант, что с тобой?
— Просто… просто… — Ксант замялся и ошеломлённо поглядел на Плута. — Ты…
Плут выдохнул. Теперь он и сам всё видел. Он приподнялся и посмотрел на свои руки. Они светились, так же как грудь, ноги, как всё его тело.
— Ксант, — прошептал он. Свечение на глазах становилось всё ярче и ярче. — Что со мной происходит? — Плут снова повалился на землю, судорожно поджав ноги. — Ксант…
Сквозь застилавшую глаза пелену он видел, как встревоженный друг упал на колени, протягивая к нему руки. Свечение становилось всё пронзительней, оно сбивало его с толку, кружило разболевшуюся голову.
— Помоги мне, — прошептал он, распластавшись на земле.
Ксант припал ухом к груди Плута. Сердце стучало еле-еле.
— Прости меня, старина, — прошептал он, поднимая друга на руки. — Это всё моя вина.
Он медленно поплёлся через Краевые Пустоши, придавленный тяжёлой, драгоценной ношей. И каждый новый шаг был мучительней предыдущего.
— Клянусь Землёй и Небом, Плут, — прошептал он, бредя по каменистой равнине. — По моей милости погибло слишком много храбрых Библиотечных Рыцарей. Я не позволю тебе повторить их участь.
Литейные цеха
Хамодур Плюнь потёр руки, тонкие и гибкие, как паучьи лапки, и улыбнулся, отчего и без того узкий рот вытянулся в ниточку. Это время суток он особенно любил.
Перед приходом ночной смены в огонь подбросили свежих дров, и высокие дымовые трубы изрыгали густые клубы едкого дыма, окрасившего вечернее небо в пурпурный цвет.
Усталые рабочие разбрелись по ветхим хижинам и завалились спать под несмолкающий стук молотков и грохот коловорота. Всего через несколько часов их разбудил гонг, беспощадно сгоняющий на работу. Слух Хамодура улавливал недовольный ропот ночных бригад, нехотя занимающих свои рабочие места.
Главный Литейщик стоял на галерее Счётного Дома — высокой и прочной деревянной башни в восточном конце великолепного резного дворца. Створчатые окна изнутри и снаружи были покрыты сажей, но даже это не портило красивое строение.
Всюду, куда ни брось взгляд, стояли высокие чёрные печи, напоминающие сверху грозящие персты.
А раскалённые горны как будто смотрели на Хамодура пылающими глазами лесных демонов, отбрасывая на разбросанные поленья причудливые тени. В цехах, как всегда, было шумно и оживлённо, а сейчас, когда на землю опустились сумерки, Хамодур наблюдал за работой с особым удовольствием. С приходом ночной смены кипучая деятельность на Опушке Литейщиков достигала своего апогея, позже она постепенно превратится в привычную какофонию стука, скрежета и свиста.
Главный Литейщик провёл костлявым пальцем по грязному окну и поправил на длинном носу очки в стальной оправе. Как здесь всё изменилось. Когда он — Хамодур Плюнь — впервые пришёл в Дремучие Леса, Опушка Литейщиков представляла собой захудалую лесную кузницу, изготавливавшую котелки да сковородки для кочевых гоблинских племён и странствующих шраек. Купцы в Нижнем Городе твердили в один голос, что Хамодур спятил, раз решил здесь остаться, но он лучше знал, что к чему.
При воспоминании о тех далёких временах в глазах у Хамодура заплясали озорные огоньки. Да, с тех пор всё изменилось к лучшему, по крайней мере для него.
Каменная Болезнь положила конец воздушным перевозкам, а значит, прибыльной торговле. Больше никогда купеческие небесные корабли не поднимутся ввысь, не полетят в Дремучие Леса с грузом удивительных товаров из Нижнего Города и не вернутся назад с ценной древесиной и прочим замечательным сырьём; больше никогда воздушные пираты не будут грабить богатых незадачливых торговцев. Мор вернул торговлю на землю, и она, по мнению Хамодура, перестала быть таким уж прибыльным делом.