Вне всякого сомнения, это были длинноухие гоблины, подтверждение тому — особая посадка головы пленников и кривые уши, отягощённые массивными золотыми кольцами. Но Плюнь с облегчением заметил, что у большинства были розовые глаза и крепкая чешуя, а значит, после небольшой подготовки из них можно вылепить хороших работников и жестоких бойцов. Новая партия была всё же лучше прежней, когда Топорбой пытался всучить ему ленивых низкопузых гоблинов.
— Хм, эти ещё ничего, — проворчал он. — Хотя, конечно, далеки от идеала.
— Знаю, господин. — Секретарь молитвенно прижал руки к груди. — Но что я могу поделать?
Хамодур хватил кулаком по столу, отчего все писари как один оторвались от бумаг и воззрились на хозяина.
— Это недопустимо! — заорал он. — Совершенно недопустимо! Пламя в печах должно постоянно поддерживаться! Особенно сейчас. И я не позволю нерадивым рабам разрушить всё, что было создано таким трудом. Похоже, никто не хочет работать? — Он снова схватил испуганного секретаря за воротник. — Мне нужно триста новых работников! — выплюнул он. — И хороших работников! Усердных таких!
Они должны быть здесь ровно через неделю. Тебе понятно?
— Да, господин, но…
— Бестолковый ежеобраз, господин Крам, — перебил его Хамодур. — Разве вы не бестолковый ежеобраз?
— Нет, господин, но…
— Если Топорбой хочет и дальше получать наши товары, ему придётся заплатить! — гаркнул он. — Заплатить рабами! Так и скажи ему. А теперь убирайся!
Пинвик Крам развернулся и бросился бежать, что-то бормоча себе под нос. Хамодур проводил его насмешливой улыбкой.
— Три сотни, Крам. Не разочаровывай меня! — крикнул он ему вслед. — Иначе сам встанешь у печи.
Крам шмыгнул за дверь, и Хамодур снова уставился в окно. Солнце ещё не село, но клубы дыма уже окутали Опушку Литейщиков, как ночная мгла. Закованные в цепи длинноухие пленники скрылись в ветхих сараях.
— Пятьдесят жалких гоблинов, — пробормотал он. — Этих хватит на пять цехов. А нужно заполнить двадцать пять.
Хамодур покачал головой. Даже если Крам сумеет добыть триста гоблинов, через месяц понадобится ещё триста, а потом ещё триста и ещё триста.
Плюнь прищурился: там, вдали, лежали Дремучие Леса. К северу от них расположена Вольная Пустошь. Главный Литейщик улыбнулся, обнажив маленькие острые зубки.
— Вольная Пустошь, — протянул он. — Так называемый маяк надежды и света. — Он презрительно фыркнул. — И бесконечный источник рабов.
Совет Племён в лагере пучковолосых гоблинов
— Так это и есть знаменитый Хемтафт Топорбой? — спрашивал Лоб, пытаясь протиснуться сквозь плотную толпу любопытных гоблинов.
— Какой чудесный у него плащ из перьев шраек! — подхватил его брат Луммель. — Говорят, он лично вырвал каждое перо.
— Замолчите, вы там, — раздался позади сердитый голос. — И так ничего не слышно.
Лоб и Луммель прикусили языки. Близилась урожайная пора, и кто-то должен был представлять семью на Совете Племён. Раньше туда ходили их старшие братья, но все они теперь работали на Опушке Литейщиков. А Лобу и Луммелю очень не хотелось злить здоровенного молотоголового гоблина.
— Простите, добрый господин. — Лоб в знак почтения прикоснулся к колпаку и толкнул в бок брата, чтобы тот последовал его примеру.
Молотоголовый гоблин, однако, не обратил на них никакого внимания.
Лоб и Луммель Гроупы были низкопузыми гоблинами. Их соломенные колпаки и забавные ремни сразу выделяли их из толпы воинственно настроенных собратьев, отчего оба брата чувствовали себя не в своей тарелке.
Толпа, состоящая из гоблинов всех родов, собралась в просторной хижине пучковолосых. Здесь было так тесно, что даже дышали все с трудом. Плоскоголовые и молотоголовые, красноглазые и чешуйчатые, длинноволосые и пучковолосые гоблины, гоблины-всегрызы и гоблины-кусачки — все пришли на Совет.
В центре хижины на высоком помосте восседал в своём цветастом плаще из оперения шраек Хемтафт Топорбой из племени длинноволосых гоблинов. Он смотрел на толпу с высокого резного трона, установленного на груде черепов усопших предков длинноволосых.
Рядом с троном, склонив головы, стояли четыре вождя других гоблинских племён.