Прайс моргнул и перевел взгляд на Кетуру.
– Что? – Он снова вспомнил, что у него отрезано ухо. Как только они с Увореном отвели друг от друга взгляды, напряжение за столом стало потихоньку спадать. – Следы битвы. Для женщин они не важны.
– Если тебе нужна человеческая женщина, то очень даже важны.
Роупер восхитился виртуозностью Кетуры. Ее атака на гордость Прайса задела его в достаточной степени, чтобы предотвратить чуть было не вспыхнувшую драку между двумя самыми выдающимися воинами государства. Во всяком случае, Прайс больше не делал попыток разозлить Уворена. Он поминутно поднимал руку к своему изуродованному уху и все больше хмурился.
После месяца, проведенного на военном рационе, вепрь казался восхитительным. Легионеры мечтали об этом моменте каждое утро, когда завтракали бесконечным вареным овсом, и каждый вечер, проводимый за вареной вяленой бараниной. И теперь, когда все лишения были позади, они набросились на еду с диким аппетитом. Теперь, когда их отчаянно смелый марш к Великим Вратам обошелся без кровопролития, настроение у них было великолепным.
Во время возвращения Роупер еще не знал, сработает ли его уловка. Приходилось просто верить в то, что его замаскированных солдат не обнаружат раньше времени и что они останутся верными ему до конца. Стоя перед Великими Вратами, он напряженно ждал глухого щелчка, означавшего, что огнеметы приведены в действие, и спустя мгновение вся Священная Гвардия будет испепелена липким огнем…
Сегодняшним пиром больше всего наслаждались берсеркеры. Обычно они жили совершенно отдельной жизнью. Никто со стороны даже толком не представлял себе, в чем именно заключаются их тренировки, делавшие их настолько не похожими на обычных воинов. Берсеркеры отличались безмерной, пугающей жестокостью. Многие из тех, кто становился берсеркерами, после начала тренировок признавались негодными и отсеивались. Многие просто погибали. Те же, кто выжил после суровых испытаний, делали себе татуировку в виде ангела ярости и во время боя всегда носили с собой бутылочки с мухомором, настоянным на уксусе. Как только настой потреблялся внутрь – обычно это случалось непосредственно перед боем – берсеркеры впадали в дикий раж, в котором они уже не могли различить друзей и врагов, и атаковали практически все, что движется. Использование этого уксуса регламентировалось жесткими правилами: например, строго-настрого запрещалось пить настой, если в опасной близости оказывались товарищи. Но даже лишенные своих бутылочек, берсеркеры при малейшем поводе распускали огромные кулачищи. Роупер видел, как пара берсеркеров били друг друга по очереди. Потом один из них упал и пополз на карачках, но рухнул в итоге лицом в пол. Другой сидевший рядом берсеркер встал и ударил победителя кулаком в живот, вызвав такую эффектную струю блевотины, что та достала до свечи и заставила попятиться даже того, кто ударил.
– Их явно отбирают не по наличию интеллекта, – заметил Роупер.
– Скорее, наоборот, лорд, – согласился с ним Грей.
Вскоре после того, как напряжение между Увореном и Прайсом спало, Кетуре, сидевшей рядом с Роупером, стало скучно, и она сама стала доставать капитана. Девушка язвила по поводу его возраста, по поводу третьей награды Прайса за отвагу, по поводу сидения в крепости, пока остальные воины дрались, а также прошлась по манере владения Увореном молотом, которое она охарактеризовала как «неуклюжее».
– Что женщина может в этом понимать? – пытался огрызаться Уворен.
– Ой, простите, капитан! Я, кажется, вас расстроила? Прошу прощения, но не принимайте все слишком всерьез. Как вы точно заметили, я всего лишь женщина! Я могу знать только то, о чем мне рассказывают другие. Так вот, все единодушно твердят о том, что сражаться с Костоломом совершенно непрактично и что он вам нужен только затем, чтобы приподнять свой авторитет. Но я уверена, что у вас есть на то какие-то свои личные причины.
Уворен мрачнел все больше и больше, но грубо отвечать не смел. Он попытался несколько раз отшутиться, метнув в Кетуру пару острых «шпилек», но снаряды упали так неточно, что только развеселили ее еще больше.
