Степаныч строго взглянул на собаку:
— Ну давай, оправдывайся.
Та виновато молчала.
Долго думать — себе дороже. Обещай ночи все бриллианты мира и вечную любовь, все равно наступит по расписанию. Она уже давно не верит людям.
— Домой! — скомандовал Степаныч и на пару с собакой они пустились в путь, на этот раз взяв немного правее.
И опять вокруг все знакомое. А этот лес еще помнил крик маленького Эдика. Никак не возможно здесь заблудиться. Хотя нет, возможно.
Степаныч ошарашено смотрел на знакомое до боли место, не зная, плакать ему или смеяться. Три лыжных следа шли сюда, два уходило. Говорил же ему Егорыч, как выйти из западни лешего. Что-то надо было сделать, но что — он не помнил.
В лесу заметно потемнело, а значит — надо или разводить большой костер и ждать утра, или выбираться отсюда любыми средствами. В темноте разжигать огонь будет проблематично. Если он не дойдет до дома, искать его начнут тогда, когда обнаружат его отсутствие, а это будет не скоро. Жена ушла, друзья отстранились, спасибо приступам неконтролируемого гнева.
— Отпусти! — крикнул он лешему, немного подумал и добавил, — Пожалуйста!
И отправился в путь.
На этот раз все шло гладко, без выкрутасов. Дорога домой была открыта. Впереди лежал чистый, нетронутый снег. Собака устало бежала рядом. Степаныч тоже ощущал дрожь в ногах. Слишком долгим выдался день. Перед ними возник овраг. Свой, родной, но все же — препятствие. Чтобы облегчить остаток дороги, Степаныч выбросил на дно оврага связку белок. Что еще раз характеризует его, как нерадивого охотника. Потом наступил черед зайца. Обезображенный зверек покорно полетел в темноту. Следом отправился Степаныч. Собака тяжело вздохнула, осмотрелась по сторонам и только собралась сделать шаг вперед, как услышала внизу крик хозяина.
То ли сказалась усталость, то ли лыжи наехали на корягу. Степанычу было не до выяснения причин падения. Он открыл глаза и замер в испуге. Перед ним, припав к земле, как перед прыжком, сидел заяц. Ночь почти полностью расположилось на небе. Но, тем не менее, было трудно не видеть серого зверя на белом снегу. Его уши лежали на земле, а тело, перебитое пулей в хребте, наглядно показывало страдания несчастного животного и его оправданное желание отомстить.
Стараясь дышать ровно, Степаныч снял с плеча ружье, хотя сделать это в лежачем положении было непросто. Непонятно, чего выжидая, заяц не шевелился, только ветер гладил его шерстку на спине. Подошла собака и принялась облизывать лицо хозяина, не замечая опасности рядом.
— Пошла прочь! — прошипел Степаныч, беря зайца на прицел.
Собака, услышав голос хозяина, радостно завиляла хвостом.
У Степаныча никогда не было привычки разряжать ружье после охоты. Наоборот, он всегда старался быть в полной боевой готовности. И вот сейчас наплевательское отношение к элементарным правилам безопасности доказало, что он прав.
— Изыди! — крикнул Степаныч и нажал курок.
Закричав, заяц отлетел назад. Собака, испугавшись выстрела, отскочила в сторону. Эхо от выстрела прокатилось по лесу и стало тихо. Степаныч прислушался, напряженно всматриваясь в темноту. Заяц не показывался. Степаныч вскочил на ноги, освободился от сломанных лыж и, взобравшись по склону, вышел из оврага. Сквозь ветви деревьев, он увидел огни поселка.
После случившегося Степаныч во всем обвинил Егорыча, и в проказах лешего, и в ожившем зайце.
— Если бы я это сделал, ты бы здесь не стоял, — усмехнулся Егорыч, — а звери бы мне спасибо сказали.
Дело могло дойти до драки, но рядом стоял батюшка Алексей, поп-рукопашник.
Позже охотники нашли в овраге белок, зайца и простреленную шапку, которую, по словам Степаныча, он потерял где-то дома.
С тех пор заяц стал преследовать Степаныча всю оставшуюся жизнь.
Русалки — сказка или реальность?
Учеба в институте, наконец-то, закончилась. Наступили долгожданные каникулы. Правда, через неделю нас ждали экзамены. Но это будет потом. В этот торжественный день яркое солнце на чистом небе решило поздравить всех учеников и студентов, и щедро дарила направо и налево жару, духоту и витамин D. Мы загораем на песчаном пляже, возле речки, которая выше по течению, за десятки поворотов и изгибов от этого места, проходила и через мой родной поселок. Так что, в принципе, она была мне почти родной, можно сказать — землячкой. Естественно, в город она приносила воду чистую, кристально прозрачную. Зачерпни кружкой и пей, не боясь болезнетворных микробов и последствий для своего драгоценного здоровья. Из города она вытекала уже грустная, печальная, усталая. Как женщина средневековья, которую из гуманных соображений не сожгли, а с позором выгнанная за главные ворота. Будто городские сознательно хотят уничтожить это прекрасное творение природы. Не знаю, если это так, то у них должны быть веские на то причины. Причины ненавидеть эту речку. А также леса, поля, воздух. И если на то пошло, то и океаны, горы, пустыни. Скоро на Плутоне найдут угли от костра, ржавые консервные банки и россыпь сигаретных окурков вокруг. И все потому, что на Плутоне нет ни одной урны для мусора.
