Лекция была впечатляющей. Знал ли Паха мифологию и современную фантастику или нес отсебятину, но я проникся. Что и не удивительно. При таком отце, Паха просто обязан иметь хорошо подвешенный язык. Он продолжал:
— А таких, как Минотавр и Горгона, прокляли боги. Тоже не повезло. Есть еще такие товарищи, которые в себя собрали три и больше разновидностей, но я в это не верю.
— А в остальных, значит, веришь?
— Я их собственными глазами видел, по телевизору. В «Мире животных», например.
— Даже если русалка и мутант, то уж точно необыкновенный, — сказал я, — и слышали бы тебя сейчас Пушкин и Андерсен, порвали бы за такую ересь.
— Да, — мечтательно согласился Паха, — литераторы, они идейные. Они на все способны. Их хлебом не корми, лишь дай им кого-нибудь порвать. Даже если пишут для детей.
Я решил оставить этот спор. Тягаться с Пахой иногда бывает не с руки. Особенно если он в ударе, как сейчас.
Но Паша продолжал блистать эрудицией:
— Продолжаем дальше…
Я обреченно вздохнул.
— … В мифологии западных и восточных славян, русалка есть не что иное, как утопленница. Обыкновенная среднестатистическая утопленница. Без хвоста. Их основным занятием было расчесывание своих длинных волос рыбьим скелетом и завлекать мужиков, с благородной целью топить или щекотать до смерти. Зачем — никто не знает. А уж кто наделил этих несчастных женщин рыбьими хвостами, Андерсон там, или Толстой с Лермонтовым, или кто еще — это науке неизвестно. Но наверно тот, кто видел этих мутантов, как и ты.
— Ты же книг не читаешь, — прервал я его размышления.
— Книг не читаю, а вот в Википедию периодически заглядываю.
— Интересно пишут?
— Да хрень всякую.
— И все же читаешь?
— Ага. Надо как-то просвещаться. А то спросит кто-нибудь о русалках, и не сможешь беседу поддержать.
Я наивно подумал, что наш разговор можно считать оконченным, но Паха был иного мнения.
— А с какой это радости ты решил, что Адам с Евой ели именно яблоко?
Я пожал плечами:
— В Библии так написано.
— В Библии упоминается плод, — так мы от сказки плавно перешли к вере, — то есть мудрый, но подлый змий мог искушать прекрасную, но наивную Еву и яблоком, и грушей, и бананом.
— Арбузом, — предложил я.
— К сожалению, арбузы на дереве не растут, — печально констатировал Паха, — даже если это дерево Познания Добра и Зла.
Я нащупал возле себя гальку и швырнул его в эту ходячую электронную энциклопедию. Камешек попал в спину, отпружинил, и поскакал дальше, по своим делам.
— Хватит умничать, — бросил я Паше вслед за галькой.
Довольный Паша опять лег на спину.
— Так все-таки. Какие девушки тебе нравятся?
— Хвостатые, — ответил я.
А через три дня поезд вез меня в родной поселок, против течения реки. Покачивались вагоны, весело и радостно стучали колеса, а ушах все еще стоял голос Васильева:
— Егорыч умер, приезжай.
Так я стал круглым сиротой…
Я не поехал сразу же после звонка Васильева по двум причинам. Во-первых, маршрутное такси работает раз в неделю. Утром забирает приехавших с районного центра, вечером едет обратно, пустой или полный — зависит от обстоятельств. Вторая причина — мне ужасно не хотелось находиться на кладбище и ощущать на себе косые взгляды земляков. Сославшись на экзамены, я только через три дня после этой новости купил билет на поезд. Паха порывался составить компанию, но я отказался. Всю дорогу, два часа, я смотрел в окно, но ничего там не видел. Колеса весело и радостно стучали: «один-один, один-один».
Железнодорожная станция встретила меня моросящим грустным дождиком, едва я ступил на перрон. И шел этот дождик, наверно, не первый день. Где те солнечные теплые лучи, сверкающие на утренней росе? Где насыщенная зелень просторных полей и веселых лесов? Птицы не поют, ветер не шумит в кронах деревьев. Как будто не ранний июнь на дворе, а конец сентября.
От станции на маршрутной «Газели» еще восемнадцать километров я трясся по грязной жиже, гордо именуемой в России дорогой. Водитель Ринатик был мрачнее тучи. На соседних креслах ехали еще пять односельчан. Я с ними только поздоровался. Общение в этот момент меня не интересовало. И опять всю дорогу смотрел в окно. На мокрые деревья и молодые луговые травы. На низкое серое небо.
