Мессинг пишет мемуары не только для потомков. Работа над книгой, споры с переводчиком занимают время, отвлекают от одиночества, ему тяжело жить одному в комнате, где он провел свои лучшие годы с Аидой Михайловной. Вольф Григорьевич подает заявление на двухкомнатную квартиру в строящемся доме для актеров на улице Герцена, а когда наступает время переезда, вдруг ощущает, что не может покинуть старую квартиру, где каждая вещь напоминает ему об Аиде, рождает массу грустных, но приятных воспоминаний. Новые хозяева, потеряв терпение, подгоняют грузовик с вещами к его подъезду. Он выходит из квартиры с заплаканными глазами.
– Что с вами? – удивляются новые хозяева. – Вы плохо себя чувствуете? Может, вызвать «скорую»?
– Не надо, – качает головой Вольф Григорьевич, – я уеду. Я заставлю себя уехать…
– Почему? Вы переезжаете в центр Москвы, в двухкомнатную квартиру! Мы вам завидуем!
– Ни в чем не завидуйте мне, – тихо произносит Мессинг, – вы не знаете мою жизнь…
– Да вас знают все! Вы – известнейший человек! – подбадривают его новые хозяева. – И зачем вы заставляете унывать себя? Вы же взрослый человек!
– И немолодой, – неожиданно светлеет лицо Мессинга, – но я уже многое умею… Я заставлю себя уехать при помощи самогипноза. – Он опускает голову, в последний раз смотрит на дверь покидаемой квартиры и медленно, осторожно идет по ступенькам вниз.
Новая квартира, даже обставленная вещами, показалась ему пустой. Он многое может, но не в состоянии сделать так, чтобы в соседней комнате появилась Аида Михайловна… «Может, пригласить спиритов, чтобы они вызвали ее дух?» – думает он. Эта шутливая мысль возвращает его к жизни, к работе, к написанию мемуаров. Гипноз – тема следующей главы. Вольф Григорьевич вспоминает, как совсем недавно, выступая в военной организации, загипнотизировал генерал-лейтенанта. Он появился в зале, грузный, самодовольный, и, гордо задрав подбородок, пренебрежительно обратился к Мессингу:
– А ну-ка, покажите ваши фокусы!
Вольф Григорьевич загипнотизировал его, и генерал-лейтенант неожиданно для подчиненных запрыгал на одной ноге к сцене, взобрался на нее, опустился на четвереньки и стал нелепо гримасничать. Зал застонал от хохота. А когда гипноз кончился, генерал пришел в себя и никак не мог понять, чему смеются люди. «Я считаю правильным, что в Советской стране право заниматься гипнозом ограничено особым постановлением. Ведь человек может воспользоваться гипнозом в преступных целях, чему есть немало примеров. Ведь можно загипнотизированному человеку дать в руки пистолет и заставить стрелять в другого человека, убедив, что он целится в движущуюся мишень в тире какого-нибудь парка. Но считаю, что правду о гипнозе должны знать все. А ученым надо как можно подробнее изучать это явление».
Немало случаев гипноза описывается в литературе. Классическим считает Вольф Мессинг эпизод из прелестной повести Куприна «Олеся» и не может отказать себе в удовольствии привести фрагмент из этого произведения:
«– Что же вам такое показать? – задумалась Олеся. – Ну разве это вот: идите впереди меня по дороге… Только смотрите не оборачивайтесь назад.
– А это не будет страшно? – спросил я, стараясь беспечной улыбкой прикрыть боязливое ожидание неприятного сюрприза.
– Нет, нет… Пустяки… Идите…
Я пошел вперед, очень заинтересованный опытом, чувствуя на своей спине напряженный взгляд Олеси. Но, пройдя около двадцати шагов, споткнулся на совершенно ровном месте и упал ничком.
– Идите! Идите! – закричала Олеся. – Не оборачивайтесь! Это ничего, до свадьбы заживет… Держитесь крепче за землю, когда будете падать.
Я пошел дальше. Еще десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост. Олеся громко захохотала и захлопала в ладоши.
– Как ты это сделала? – с удивлением спросил я.
– Вовсе не секрет. Я вам с удовольствием расскажу. Только боюсь, что, пожалуй, вы не поймете… Не сумею я объяснить…
Я действительно не совсем понял ее. Но если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мной следом, шаг за шагом, нога в ногу и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать, отождествляет себя со мной. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку, протянутую поперек дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по ее словам, самый крепкий человек должен непременно упасть… И я был очень удивлен, узнав, что французские колдуньи из простонародных прибегали в подобных случаях совершенно к той же сноровке, какую пускала в ход хорошенькая полесская ведьма…»
