– Запойте, Аркадий Исаакович!
– Зачем? – удивился Райкин.
– Вы на сцене работаете три часа, а получаете… Но если споете хотя бы две-три песенки, то мы сможем добавить к вашей ставке еще двадцать пять процентов, за совмещение жанров.
Райкин воспользовался ее советом, не ради денег, а для разнообразия репертуара. Через год в программе «Времена года» он уже исполнял четыре песни, одна из которых стала очень популярной: «Ты ласточка моя, ты зорька ясная, ты в общем самая огнеопасная».
Забежав несколько вперед в жизни нашего героя, открутим ленту повествования назад и остановим ее на поездке в Брестскую область.
Поезд простоял в Минске полчаса. Вызванный кондуктором молодой врач суетился вокруг Мессинга, прощупал его пульс, приложил ухо к сердцу, приподнял веки.
– Вы очень ослаблены, – сказал он, – старайтесь не засыпать, читайте книгу, смотрите в окно…
– Но мне чертовски хочется спать! – нервно произнес Мессинг.
– Ни-ни! – запретил врач. – У вас был слишком глубокий сон! Потому при общей слабости… Извините, товарищ, но вы можете не проснуться… Поверьте мне…
– Я проснусь, – улыбнулся Вольф Григорьевич.
– Не шутите, – сказал врач, – я слышал, что в Польше есть телепат и ясновидящий, который впадает в каталептический сон и сам выходит из него. Но вы же не он, не Вольф Мессинг!
– Почему? – удивился Вольф Григорьевич и потянулся к висящему на крючке пиджаку за паспортом.
– Не разыгрывайте меня! – буркнул врач. – Наверное, вы и Пушкин, и Александр Македонский!
Мессингу не понравился издевательский тон врача, его самонадеянность, и он закричал:
– Поезд тронулся! Вы не успеете выйти! Спешите к выходу!
Врач сломя голову рванулся в тамбур и со страхом в глазах спрыгнул с подножки стоящего поезда.
На вокзале в Бресте Мессинга встретил директор филармонии. Лицо его выражало радушие, осторожность и бдительность одновременно.
– У нас пограничный район, – сдвинул он брови, – каждая сотня метров под наблюдением. Народ в основном передовой, грамотный. В суеверия и гадалок не верят, тем более в ясновидящих. Но под знаком государственной филармонии сборы будут. У вас большая ставка, Вольф Григорьевич!
– Я объехал с концертами весь мир!
– Капиталистический, – с укором заметил директор, – а у нас Страна Советов. Выступать перед нашими людьми – высокая честь. У вас был администратор?
– Импресарио, – сказал Мессинг.
– Он, видимо, драл с вас три шкуры? По закону каменных джунглей, где человек человеку волк, где играют музыку для толстых!
Вольф Григорьевич понял, что директор намекает ему на взятку.
– Я отблагодарю вас, – брезгливо произнес он.
– Вот спасибочки, – улыбнулся директор, – каждый одиннадцатый концерт. Как полагается. Как все другие артисты. А концертов я вам нащелкаю. По три в день. – Директор вдруг замялся и покраснел, изобразив на лице страдальческую гримасу: – Мне, конечно, рекомендовали вас из самого центра. Но отвечать за вас мне. Я беру вас на свой страх и риск. У меня – семья. Скажите честно, Вольф Григорьевич, вы не связаны? Ни с кем? Ведь вы говорите по-польски, по-немецки.
– И на иврите, – добавил Мессинг.
– Тоже язык? Что-то не слышал, – удивился директор филармонии, – у нас его не знают. Он не опасен. А вот немецкий… На нем можно договориться с любым шпионом…
– Я бежал от немцев! – с негодованием заметил Мессинг.
– Знаю, знаю, осведомлен, – затараторил директор и неожиданно помрачнел. – А вдруг? А все-таки? У нас каждая сотня метров под наблюдением!
– При чем здесь я? – сдерживая негодование, спросил Вольф Григорьевич. – Я буду показывать психологические опыты. Отгадывать мысли на расстоянии.
– Это невозможно! – категорически заявил директор. – Не запрещено, но невозможно. Вам их будут передавать? Кто именно? Подставной человек? Мне о нем ничего не сообщали!
– Будут подсказывать индукторы – сами зрители, – стал нервничать Мессинг. – Я – телепат. Могу предсказать то или иное явление…
– Вот те раз! – удивился директор. – Тогда скажите, Вольф Григорьевич, у меня жена в положении. Кого нам ждать – мальчика или девочку?
– Мальчика.
– Это правда? А мы с женой ждем девочку, – обидчиво заметил директор. – И еще я забыл сказать… Жаль, что с вами нет аккордеониста. Было бы веселее.
