Молодая женщина порывисто встала, взяла маленького брата за руку, Соважона — за ошейник. Аделаида холодно наблюдала за ней.
— Мадам, два года я относилась к вам, как если бы мы были одной семьей. С вашей стороны было только неодобрение. Что ж, через час я уеду из Понриана! Только что вы оскорбили меня! Ваши постыдные секреты останутся при вас, как и все остальное!
Клер поднялась к себе. В чемодан она сложила свою повседневную одежду, не забыв и наряд амазонки, подаренный Фредериком. Пакуя вещи, она впервые задумалась, а не был ли отцом Дениз Базиль? Однако она была слишком рассержена, чтобы эта идея укрепилась в ее сознании. Управившись с чемоданом, Клер собрала вещи Матье. Мадам Одиль заинтригованно наблюдала за ней.
— Соберите в соломенный сундучок его любимые игрушки! — распорядилась Клер. — Да поторопитесь! Я уезжаю. Убираюсь вон, как сказала бы моя мать! У меня умер муж, для меня это большое горе, но разве это кого-нибудь трогает?
Клер говорила громко, щеки ее раскраснелись от плохо сдерживаемого гнева. Нервы ее были расшатаны чередой трагедий, и ей невыносимо было думать, что еще одну ночь придется провести в Понриане и, боже упаси, еще раз там проснуться.
— Я еду домой! — выкрикнула она.
Матье испугался, заплакал. Соважон, радуясь, что его наконец пустили в дом, лизнул мальчика в нос. Слезы у Матье тут же высохли, сменившись смехом. Мадам Одиль сказала неодобрительно:
— Этот пес не внушает мне доверия! Зачем он в детской?
— Мой волк отводит от меня несчастья! — отвечала Клер. — Вы не ослышались: это именно волк!
Она решила: хватит с нее издевательств! Войдя в этот дом хозяйкой, она ни разу не повысила голос на прислугу. Распоряжения всегда отдавались любезным тоном и тихо, с приятной улыбкой. Пернелль и мадам Одиль ее отношением злоупотребляли.
— Господи, волк! — пробормотала нянька, которая даже мышей боялась. — Вы, конечно, шутите, мадам!
Клер надела теплый полушубок, на голову — шляпку-ток, гармонирующую с прической из гладко зачесанных, собранных в низкий шиньон волос.
Затем одела Матье.
— Идем, мой хороший!
В конюшне молодая вдова попросила Луи запрячь самую легкую коляску и перевезти на мельницу два чемодана и соломенный сундучок, которые он найдет у дверей ее спальни. Она собственноручно оседлала Сириуса. Бертран, войдя, застал ее за подтягиванием подпруги.
— Едете на прогулку? В такой час? — удивился он. — И почему Матье здесь?
— Я уезжаю насовсем, — отвечала молодая женщина. — Я достаточно насмотрелась и наслушалась! Ваша тетушка глубоко оскорбила меня. Если интересно, спросите у нее сами. Желаю успеха!
Про себя она отметила, что Бертран, в силу пассивного характера, не пытается ее удержать. Он помог молодой женщине подняться в седло, посадил впереди нее Матье.
— Я крепко держу тебя, мой хороший! Не бойся! — сказала Клер на ушко брату.
— Я не боюсь!
И он ухватился своими крошечными пальчиками за гриву Сириуса.
Клер проехала через парк к центральным воротам усадьбы, которые оказались открыты. Коня она пустила шагом по извилистой тропе, уходившей вниз, к речке. Сразу за мостом Клер повернула налево, на дорогу, которая тянулась вдоль скал. Зима понемногу сдавала свои позиции. Таял снег, обнажая желтоватую влажную землю. Деревья, густые заросли колючего кустарника — вся растительность, освободившись от снега, грелась в лучах бледного, уже заходящего солнца. Пахло так, как обычно пахнет вечером по весне. На дереве, невидимая глазу, чирикала птичка.
— Скоро, мой Матье, наша долина покроется цветами! Как хорошо тебе будет на мельнице, ты даже не представляешь! Я познакомлю тебя со своими козочками и старенькой черной лошадкой по имени Рокетта. Они с Сириусом подружатся! Мы с тобой вдвоем будем собирать полезные травы, которые лечат, и я научу тебя отличать их от ядовитых!
Мальчик счастливо засмеялся. Уже эта поездка его радовала, и эти манящие просторы, где столько всего нового и интересного. Соважон держался впереди лошади. Клер сказала себе, что он наверняка догадался, куда они держат путь. Хрупкая надежда ожила в ее истерзанном сердце. Она поцеловала в нежную щечку мальчугана, который одним своим присутствием помогал ей месяцами мириться с чувством одиночества и многими унижениями. Не могла она не вспомнить и Фредерика.
