— Тятя, — кричал он — на остров Врангеля прибыл пароход. А вот про Карскую экспедицию пишут… Вышла, слава богу, в открытое море…
Но, конечно, основной целью подписки была авиалотерея. Все, что относилось к ней, заучивалось буквально наизусть.
Так провели в мечтах, меж газетой и сказками, долгую крестьянскую зиму. Когда же зазвенели миллионами серебряных колокольчиков мутные ручьи, и на жирной земле появились первые несмелые, свернутые еще, лепесточки, и деревья покрылись бледной, нежной зеленью — крестьяне наладили «ремонент» и дружно двинули в поле.
На время авиалотерея уступила место пахоте и бороньбе. Потом начали сеять. Дед Назар ходил по полю и давал советы приятелям:
— Как кладешь? Да как кладешь, спрашиваю? Рассевай, подсеивай, чтоб ветерком ее подхватило… Вот так. Понял?
Крестьяне не хотели обижать старика. Принимали его советы, как нечто новое и полезное.
— Пусть потешится старик. Сам не сеет теперя, пусть его командуваит.
Было это в яркий весенний день. Маленькое далекое серебряное облачко только подчеркивало бесконечную голубую чистоту воздуха. В придорожных тополях пели малиновки. Высоко, с песней, неслись, словно ныряя и плавая, жаворонки. Подсохшая земля вся сплошь была покрыта ярким изумрудным ковром. Густой щеткой зеленели озими, пробивались яровые.
Антошка упруго и легко шагал по дороге в село Солнцево за газетой. Ему казалось, что все поет вокруг, и песнь эта отзывается в его собственной груди.
Мечты о далеких странах, приключениях и путешествиях теперь, когда покончили с севом, снова овладели мыслями мальчика. Тянуло на простор, за горизонт; на моря, в воздух, к солнцу.
Антон знал, что розыгрыш авиалотереи начался еще на прошлой неделе. Поэтому и несли его так быстро молодые ноги.
Может быть, и таблица напечатана… Может быть, и выиграл. Как знать! И он все прибавлял шагу.
Обратно он уже не шел, а бежал. Кололо в боку, не хватало дыхания. Но ноги упорно несли его вперед. За пазухой Антошка нес драгоценный номер «Правды». Таблица была помещена на третьей странице.
Чем меньше оставалось итти до Ярушина, тем больше становилась уверенность Антона, что он несет за пазухой свое счастье.
У околицы встретился Кузя Толоконцев.
— Куда так летишь, авиятор? Может, авария стряслась?
Антон только отмахнулся и быстрей помчался к родному дому.
— Тятька, — ворвался он вихрем в избу. — Тятька, гляди, вот она, таблица! Вот, гляди! — И, разложив газету на столе, кинулся в чулан, где стоял его заветный красный сундучок. Дрожащими руками развернул он тряпицу, достал красивый, хрустящий розовый билет и бегом вернулся в комнату.
— Тятька! Тятька! Смотри здесь в таблицу, а я буду в билет смотреть! Погоди, погоди! Ты смотри в билет, а я сам буду в газету…
Антошка нервничал, спешил, дрожал, а отец посмеивался:
— Ну и горячка! Чего спешить? Не горит ведь, поди, твой билет?
Антон быстро пробежал глазами и пальцами по таблице. Лицо его побледнело.
— Что, нету? — спросил отец.
— В газете нету, — замялся Антошка, — а у билете не знаю…
— Эх, шляпа ты, шляпа! Гляди! Вот он номер, а тут, може, он тоже есть. Как есть, значит, и выиграл. Понял?
Просмотрели еще раз таблицу. Еще… Переглянулись. Снова внимательно осмотрели билет, номер, проверили на свет…
Стояли оба — отец и сын — растерянные, недоумевающие…
— Ужель и вправду? Антошка… И взаправду выиграл.
Антон не мог прочесть номер билета. Буквы и знаки прыгали у него перед глазами.
— Може, ошибка? — бормотал он, а в груди, точно молотками, билось что-то и вопило:
— Летим! Летим! Летим!
Затея сына теперь перестала казаться отцу такой безобидной. Билет ему не мешал. Он и сам не прочь был бы полетать по дальним краям,
Но… отпустить четырнадцатилетнего сына в опасное кругосветное путешествие… это в его планы не входило.
Уговоры, просьбы, конечно, не помогли. Антошка упорно стоял на своем.
— Поеду, и все…
Вечером соседи собрались в тесной избе Жуковых. Охали да ахали. Многие все еще не верили, что и впрямь их Ярушину такой почет и счастье выпали. В самой, можно сказать, Москве билет для них вытянули…
Дед Назар хитро улыбался и успокаивал отца:
