— Посмотрим!
Он бережно положил билет в карман и с радостным возбуждением покатился на ледяшке домой, юркими скачками отталкиваясь от плотно застывшей белой дороги, звеневшей, как литой чугун.
Дома, к величайшему своему изумлению, Антошка застал совершенно неожиданную картину. Давешний китаец, весь посветлевший и обмякший, как гость, сидел за столом, а Антошкин отец хлопал его по плечу и восторженно говорил:
— Ли-Чан! Друг!.. Дорогой ты мой товарищ, да неужели это ты?..
Китаец нежнейше сиял своими таинственными косыми глазами и мелко кивал головой:
— Я сам… Я.
— Антошка! — обернулся отец к стукнувшей двери, — смотри, кого я встрел, — друга вернейшего. Мы с ним вместе в Красной армии воевали, вместе голодали, мерзли, хворали, горе и радость одним сердцем принимали…
Ли-Чан взглянул на Антошку и вдруг узнал своего защитника. Лицо его вспыхнуло.
— Хороша тибя син, — сказал он с благодарной теплотой. — Он тожи мой друг.
Антошка не удержался и в знак дружбы сейчас же показал свой выигрышный лотерейный билет.
Китаец сощурился и с улыбкой многозначительно поднял палец, как человек, которому внезапно пришла счастливая мысль.
— Советски билет — вэрна, билет, — сказал он. — Я идем сейчас родина — Шанхай. Дай бумаг, пишу тибэ тыри слова. Если билет возьмешь ехать кругом земля, нипэрименна иди Китай. Придешь Шанхай — большой город, — будешь моя гости. Дом у минэ нетт. Тогда покажи эти тыри слова любой китайска рабочий, и тибэ приведут место, игде скажут, куда живет Ли-Чан.
Китаец на Антошкином клочке бумаги сверху вниз быстро написал какие-то замысловатые закорючки, очень похожие на растопырившихся жучков.
— Держи!
Антошка посмотрел и невольно спросил:
— А что тут написано?
Китаец снова многозначительно поднял палец и тонко, по-заговорщицки, одними черными зрачками улыбнулся. Антошка вдруг все понял, восторженно закивал головою, сорвался с места и побежал прятать китайские слова вместе с билетом в свой заповедный сундучок.
Александру Степановичу, учителю географии, пришлось очень туго. Ни звонки, ни крики не помогали. Ребята нервничали, не слушали объяснений, не знали уроков. Кто-то с «камчатки» крикнул:
— Расскажите лучше про кругосветную лотерею!
Александр Степанович обиделся было, но, сообразив, что это не праздная просьба, принялся рассказывать все, что сам знал.
В классе водворился порядок. Прекратился шопот, смолк смешок; до большого перерыва ученики внимательно слушали занятные истории.
Под рокот голоса учителя у Миколы, воображавшего себя выигравшим кругосветное путешествие, захватило дух. Вот-вот… еще немного, и он полетит…
В перерыве выбрали «выигрышную комиссию». Пупырков Гришка важно восседал в председательском кресле и командовал:
— Тяни, клоп!
Ося — самый маленький ученик в школе — «на общее счастье» опускал свою пухленькую, в чернильных пятнах, ручонку в грязную Гришкину шапку и тянул свернутые в трубочки билетики.
— Пустой…
— Пустой…
— Пустой…
Колдуй, баба, колдуй, дед, заколдованный билет…
Колдуй, баба, колдуй, дед…
Это «колдовал» Сенька Шпиль.
Утром, когда мать подняла его с постели, первым делом он спалил гусиное перо и три раза плюнул в колечко из своих пальцев. Перо сгорело без остатка, а слюна не обмочила пальцев, и Сенька был уверен, что билет достанется именно ему. Если он и колдовал теперь, стоя в толпе, так это для аннулирования чужого колдовства, не больше.
Пол у председательского стола уже покрыт клочками изорванных билетов, а Гришка-председатель продолжал спокойно выкрикивать:
— Пустой…
— Пустой…
— Пустой…
Ося давно морщился. У него болели ручонки от непривычной работы. Ребята переминались с ноги на ногу и все так же нетерпеливо ожидали розыгрыша.
В грязной шапке оставалось совсем мало билетов: видно было даже дно ее. И вдруг…
— 174!
— У кого 174?
На секунду в классе воцарилась абсолютная тишина, потом раздался звонкий голос Миколы:
— У меня! У меня! Вот он…
Высоко держа над головой билет, Микола прошел к столу президиума. Гришка сделал величественный жест рукой, означавший: «тише!», и важно принялся сличать билеты. Затем, посовещавшись с членами комиссии, он провозгласил:
