Крик повторился. На этот раз ясно было: кто-то гневно выкрикивает на незнакомом языке.
Сидоренко тихо сказал:
— Здесь живут индейцы — сборщики каучука. Их, должно быть, двое. Один там сидит, в домике, и коптит сок, а другой, видно, возвращался, увидел незнакомых и кричит что-то по-своему. Привычные они. Ночью, как кошки видят. Стоит, наверное, где-нибудь за деревом и орет. Хорошо, если без оружия, а то как бы со страху беды не наделал…
И, повернувшись к мрачной гуще подступившего леса, Сидоренко заорал:
— Свой, камрад, камрад…
Гортанный крик повторился.
— Стой, скажу-ка я по-английски… Здесь многие говорят по-английски. — Он принялся выкрикивать непонятные товарищам слова. Но индеец не показывался. Крики его становились все более гневными. Антошка вдруг завопил:
— Чего не понимаешь? Русские мы, советские — вот кто мы!..
И едва он это сказал, как от стволов отделилась высокая, стройная фигура, и перед друзьями вырос полуодетый человек, внимательно вглядывавшийся в их лица.
— Русь? Ррррусь? Савет? Ох, савет… — говорил он, и в голосе его не было больше гневных ноток.
При свете, падавшем из окна хижины, его резко очерченное и в то же время полное мягкой мечтательности лицо выражало радостное удивление. Он не переставал повторять:
— Ох, ррруссс, савет, ох…
При этом он подводил то одного, то другого путешественника к окну, ставил под свет, гладил лицо, руки, одежду и повторял:
— Савет!.. савет…
Потом, подняв руку, он торжественно произнес несколько слов. Друзья ничего не поняли, только последнее слово удалось уловить:
— Ле-нин… Ленин…
Тогда они потянулись к нему и начали наперерыв пожимать его сухую мозолистую руку.
Вместо «здравствуйте», все говорили:
— Ленин! Ленин!
И индеец утвердительно и важно кивал головой, вежливо повторяя:
— Ленин! Ох, Ленин!
Затем торжественным жестом он пригласил всех в хижину. Здесь не было никакой мебели. Единственный заменявший стул ящик занят был вторым сборщиком каучука, тоже индейцем. Когда друзья вошли, он вскочил и что-то быстро заговорил, вопросительно поглядывая на своего товарища. Тот ему ответил на своем языке, но друзья расслышали знакомые слова:
— Ррррус, савет… Ленин…
Тогда и второй начал жать им руки, кланяться и приглашать остаться. При этом он прикладывал руку к сердцу, затем подводил глаза кверху, показывая двумя пальцами на потолок, широким жестом обводил гостей и затем показывал на пол.
Сидоренко подошел к нему, похлопал по плечу и сказал:
— Ладно! Ладно! Остаемся.
Индеец показал на угол и еще раз произнес:
— Савет… Ленин!
В углу висела запыленная старая фотография Ильича, повидимому, вырезанная из американской газеты.
Хозяева предложили сваренный в кошелке кофе. Поужинав, все завалились спать на пальмовые листья.
Несмотря на то, что ни хозяева, ни гости не знали общего языка, они быстро научились понимать друг друга. С помощью жестов путешественники объяснили утром, как они попали в Бразилию. Правда, никто не знал, поняли ли индейцы рассказ Сидоренка, дополненный объяснениями Миколы, но как бы там ни было, все остались довольны.
Завтрак составляли кофе и лепешки с кокосовыми орехами. После завтрака, вместо того, чтобы итти к городу, друзья решили сходить с индейцами «их дорогой», — так называют в Бразилии путь, лежащий в лесу между каучуковыми деревьями.
Индейцы взяли свои острые топорики и взвалили на спины мешки с жестяными чашками. Первое дерево оказалось единственным каучуковым деревом среди множества пальм, огромных, невиданных до того перистых растений: все это перепутано было всевозможными воздушными и ползучими растениями.
Когда путешественники проходили под огромным деревом, вершина которого терялась где-то над аркадой зелени, индеец вдруг схватил зазевавшегося Антошку и потянул в сторону. Как-раз на то место, где только-что стоял Антошка, шлепнулся тяжелый, твердый орех. Он был величиной с голову ребенка. От падения кожа его лопнула. Внутри оказалось около двадцати вкусных трехгранных орехов, каждый величиной с среднее яблоко.
Несмотря на кажущуюся непроходимость первобытного бразильского леса, индейцы шли вперед уверенно, сразу находя нужное им каучуковое дерево в массе разнообразных стволов. Точно от дерева к дереву в этой непролазной глуши шла проложенная человеком тропинка.
