Вокруг света на «Полонезе» - страница 18

Одним галсом я шел к западу, потом повернул на юг, внимательно слушая, как меняется радиопеленг. Начинался очередной день гонки последний для меня. Сигналы шли теперь прямо по носу. Я держал курс, будто собирался протаранить маяк, невидимый в тумане, однако иначе найти его было невозможно. А вот если бы я не вышел вовремя на палубу, то действительно протаранил бы маяк (в польском мореплавании такой случай известен).

Красный корпус плавучего маяка с белой надписью спокойно покачивался на якоре. Смотритель стоял уже снаружи, словно оставаться внутри было опасно. Вероятно, он увидел на экране локатора, что какой-то камикадзе летит прямиком на столкновение. Сделав большой круг за кормой маяка, я помахал смотрителю рукой. Он ответил мне и скрылся. «Полонез» развернулся, в последний раз перед Ньюпортом, снова миновал маяк, теперь уже с носа. В ознаменование этого момента я бросил петарду, которая наделала много шума.

«Полонез» рвался по ветру вперед. Я прибавил еще два паруса, и скорость увеличилась. Усевшись в кокпите, я решил выполнить данное себе много дней назад обещание распить бутылку советского шампанского… Было пять часов утра. На судне такое раннее время — не хуже любого другого, и я не видел ничего странного в том, что начинаю день… с шампанского. Вставало солнце и сквозь туман слепило уставшие глаза. Я забыл о бессонных ночах. До финиша оставалось плыть еще несколько часов, уже не трудных в навигационном отношении. «Полонез», словно желая наверстать упущенное, мчался со скоростью семь узлов, несмотря на затихающий ветер. Весь в парусах и солнце, он забирался на длинную волну, а потом скатывался с нее. Маленькие и короткие волны, сморщенные от ветра, отваливались большими пластами в стороны и ложились за кормой в виде пены. Выкупанный в сыром тумане, «Полонез» сверкал на солнце белыми нейлоновыми парусами…

Вот такую картину — с белизной облаков и синью моря, с красным деревом и серебряной сталью — я хотел бы нарисовать для всех, кто знает парусный спорт только по «спортлото», а море — по пляжу на курорте.

По радио Гдыни я получил сообщение, что к островам Зеленого Мыса приближается польское судно «Павел Швыдкой» и завтра оно может выйти на связь со мной. Весть очень меня взволновала. В этот архипелаг я «целился» на протяжении трех тысяч миль, чтобы проверить точность навигации по звездам. К тому же за три недели «мокрого» плавания в теплом климате на яхте испортились продукты: протухло несколько дюжин яиц, которые пришлось выбросить за борт, заплесневел хлеб, а мясные консервы есть стало рискованно. Встреча с польским судном наверняка разрешила бы мои проблемы с продуктами, и еще я имел бы возможность поболтать с людьми.

Лишившись сна и покоя, я ворочался с боку на бок и мысленно перечислял капитану свои нужды: теплый душ, двадцать банок компота (и половина из них — вишневого), с полсотни яиц, четыре буханки хлеба, брусок масла, твердокопченая колбаса, охотничий сыр и немного разных консервов.

К двум часам ночи сон все еще не сморил меня. Я уже успел обсудить с капитаном все насущные вопросы, переговорить с первым помощником об условиях плавания, определить с радистом самое лучшее время для передач. Потом я встал, решив проверить, каким курсом идет яхта. Оказалось, что она отклонилась в сторону по ветру и плывет со скоростью шесть узлов, но не туда, куда нужно.

Прощайте, острова Зеленого Мыса, прощай, «Павел Швыдкой», вместе с теплым душем и полсотней свежих яиц! Этот курс приведет меня скорее к экватору, чем к желанным компотам.

Утром, не доспав, я сажусь к радиостанции. Радио Майами сообщает прогноз погоды, радио Гдыни соединяет кого-то там с номером в Щецине, а «Полонез» никто не вызывает.

Через два дня я подошел к островам Зеленого Мыса настолько близко, что уже можно было осмотреться вокруг. Но места эти славятся скверной видимостью, особенно когда над африканским берегом дует пустынный ветер харматан. Пришлось провести еще одну бессонную ночь — глупо было бы после такого скачка через Атлантику очутиться на скалах острова Санту-Антан.