Но что может сделать мореплаватель, отданный на милость ветрам и течениям? Уйти из залива я мог только при сильном и попутном ветре, а таковой, видимо, не был мне дарован судьбой до последнего дня плавания «северной» трассой.
В туманном заливе Мэн, в толчее течений, приятно вспомнить о плавании в пассатах: солнце, тепло, летучие рыбы, сами падающие на палубу… Я еще поплаваю так, только вот нужно выбраться из этой ловушки. Местоположение мое неточно, а по измерению глубин невозможно получить достоверной информации: глубины — не особый призрак того или иного места. Тут я подумал, что именно мели Нантакет предоставляют мне прекрасный случай проверить местоположение яхты по радиоизмерениям. На карте в обозначенном пунктиром кружке проставлено 19 саженей, что означает около 30 метров. Следовательно, яхта будет плыть беспрепятственно, а значительное изменение глубины можно легко заметить по показаниям эхолота.
Наступает вечер, и круг видимости, который и так ограничен серым густым туманом, сужается еще больше. Ветер слабый, и «Полонез» бесшумно скользит по неровной водной поверхности. Я сижу за штурманским столом, уставившись в эхолот. Есть мель! Но что творится с яхтой? На слегка сморщенной воде образуются волны, причем без гребней, будто ветер дует одновременно со всех сторон. «Полонез», подхваченный какой-то неведомой силой, не зависящей от ветра, перестает слушаться руля и вертится, как балерина в медленном пируэте, поднимаясь и опускаясь на волнах, идущих «ниоткуда».
Когда-то неподалеку от этих мест, на канадских озерах, я вышел в свой первый в жизни одиночный рейс на индейском каноэ. И до сих пор помню ощущение беспомощности перед течением — каноэ несло словно по бурной реке. Вот и теперь 12-тонный «челн», как и легкое каноэ, бессилен при слабом ветре против течения большой реки, в которую превратился во время отлива залив Мэн.
Мне сразу расхотелось продолжать опыты. И как только удалось привести «Полонез» к встречному курсу, я отошел в глубокие воды. По сути, отлив был мне на руку, но я не люблю плавать на мелях ни на яхте, ни на индейском каноэ.
Когда я как следует высплюсь? Этот вопрос я задаю себе уже много дней, воруя каждый час сна у работ на палубе. При первой же возможности я кидаюсь на койку, заведя предварительно будильник. Я делаю так, когда яхта держит курс автоматически или когда поблизости нет навигационных преград и риск столкновения минимален. Мне и сейчас хотелось бы вздремнуть, но, по лоции, впереди самый опасный участок восточного побережья Соединенных Штатов. Как обычно, все эти «самые опасные участки» скрывает туман, отчего создается впечатление полной изоляции от внешнего мира и его суеты. В таких случаях приходится опираться скорее на интуицию, чем на измерения и наблюдения.
И тем не менее маяк Нантакет я должен найти и обогнуть. Он давно уже прекрасно слышен по радио, причем мне кажется, что его словно кто-то передвигает все дальше и дальше от меня. Вот он слышен с правого борта. Я делаю поворот — его слышно слева. Лавирование по ветру бесконечно удлиняет ночь. Тридцатые сутки плавания через Атлантику!
Я собрался было опять подремать, но туман вдруг расступился. Это произошло быстро и неожиданно, будто лопнула где-то оболочка. На небе светятся звезды, вокруг — огни десятков судов, плывущих в разных направлениях. Ну и движение! Как на углу Ерузалимских Аллей и Нового Света в Варшаве. На горизонте луч маяка высвечивает нужный мне объект. Именно его я и ищу.
Через минуту туманный занавес снова опустился — так же быстро и неожиданно. Спать мне совершенно расхотелось. Итак, вычисленное мной местоположение оказалось близким к действительному, и плавание «на ощупь» привело меня к цели. А вот ощущение, что «Полонез» в море один, было ошибочным. Более того, вероятно, немало судов прошло мимо меня за пределами видимости, когда на экранах их локаторов появлялось блестящее пятно. Его создавал отражатель «Полонеза» — ажурный граненый шар, висящий между мачтами. Он, как видно, отлично служил мне страховым полисом.
