Утром мы просматривали газеты, журналы, и Ананьин с восторгом взирал на фотографии каких-то рухнувших стен. Днем погружались в средневековые хроники, где историки, путешественники, философы, купцы и даже парикмахеры писали о том, что видели они при землетрясении или что узнали о нем от знакомых.
Я читаю «Упорядоченный свод по истории владык и народов» Абу аль-Фараджа Абд ар-Рахмана ибн аль-Джаузи.
Перелистываю страницы «Совершенного свода по истории» Изз ад-Дина Абу аль-Хасана ибн Мухаммеда ибн Аль-Асира.
«...Тогда эмир Мухаммед ибн Аб-даллах оставил своих жен и детей и двинулся, одетый и подпоясанный мечом, навстречу неверным...» Не то.
«Однако младшая жена везиря, черноокая Салиха, увидя бедствия теснившегося во дворце халифа, вошла в покои повелителя правоверных…» Опять не то. Похождения Салихи в покоях халифа вряд ли связаны с сейсмической активностью.
«…И увидели в том году много страшного люди Дамаска, Халеба, Хомса, Кафр-Таба, Триполи. А дым окутывал минареты и вздымался над головами правоверных». О! Это уже любопытно. Нет дыма без огня, огня без пожаров, а пожары слишком часто связаны с землетрясениями. Кстати, вреда от пожаров бывает зачастую больше, чем от самих землетрясений. Осталось выяснить — тот ли это Триполи? Ведь города с таким названием встречаются на карте Средиземноморья нередко. Выясняю. Увы, Триполи, упомянутый историком, причислен им к христианским городам. А Триполи в Ливии был чисто мусульманским.
Макросейсмика требует точности. Требовал ее и Игорь Владимирович. Пришлось пересмотреть уйму арабских сочинений, прежде чем наш дотошный сейсмолог лично убедился в том, что землетрясения в левантийском Триполи никак не относилось к Триполи ливийскому.
Ананьин, который буквально кипел идеями, постоянно приставал к нам с заковыристыми вопросами.
Однажды, сообщая ему о деталях статьи английского археолога Гудчайлда, посвященной раскопкам цивилизации гарамантов в Зинкекре, я обронил, что среди развалин хижины (она развалилась приблизительно в III веке н. э.) ученые нашли несгоревший кусок топлива — попался им кизяк.
Восторг Ананьина было трудно описать.
— Это очень важная деталь, — заговорил он. — Вы даже не можете представить себе, какое значение может иметь кизяк.
Его фантазия заработала, и открылась мне жуткая картина: ночь, темень, несчастный гарамант — так назывался представитель славного народа, построившего эту хижину и многие другие сооружения в глубине Сахары, — хочет разжечь свой очаг, чтобы сварить лопатку антилопы. Берет он шершавой ладонью кизяк и вдруг...
— Да, да, именно землетрясение! — хлестнул меня возглас сейсмолога. — Именно оно вырвало кизяк из рук несчастного и выгнало его наружу. Потом все рухнуло, а кизяк остался. Это же вещественное доказательство!
Секунду поразмыслив, я в принципе согласился, но надо было подумать и о других вариантах.
— А может быть, его убили копьем ворвавшиеся внезапно кочевники? И землетрясение здесь ни при чем?
— А насчет кочевников — это уже ваша забота. Вы историк: были они здесь или нет?
Игорь Владимирович был прав. Я вздохнул и побрел выяснять, не мог ли пасть владелец кизяка от рук пустынных разбойников.
Потом на сцене появились бусы из ракушек.
Если есть ракушки, значит, была река, а если она была, то куда делась? Игорь Владимирович объявил, что причина ее исчезновения — землетрясение.
О существовании в центре Сахары реки уже давно поговаривают. На некоторых картах она даже отмечена. «Третий Нил» есть, например, у знаменитого арабского географа XII века Идриси. Но пока с этой рекой дело темное...
— А как насчет изображений антилоп, жирафов? Ведь водились же звери здесь, в Сахаре, Сахара-то была раньше саванной. Климат им благоприятствовал. И все из-за реки. А землетрясение ее погубило.
Смелая гипотеза. Не все с ней согласны. Но все же одно дело не соглашаться, а другое — опровергнуть.
Между тем задача наша была весьма скромной. Нам предстояло доказать, что не было на земле ливийской такого землетрясения, которое могло бы разрушить долгие усилия строителей. А для того предстояло перерыть десятки томов исторических сочинений, проехать тысячи километров, осмотреть руины городов, побеседовать с очевидцами земных катастроф, чтобы потом с чистым сердцем сказать одно только слово: «Ничего».
