Князь, нахмурившись, глянул в сторону старухи, выругавшись в сердцах.
— Веди ее в опочивальню. Спать хочу, мочи нет, нехай шепчет, чего там полагается.
…Беспута облегченно вздохнула, едва Любомир переступил порог и страстно обнял ее.
— Ну наконец-то, заждалась тебя.
Она игриво застучала кулачками по его могучей груди, пытаясь вырваться из объятий.
— Гляди, разошелся. Пусти! Древляне под градом стоят, не сегодня-завтра на штурм пойдут. Выспаться тебе надобно, иди в опочивальню да ложись отдыхать.
Любомир еще сильнее сжал ее в своих объятьях, зашептав Беспуте на ухо:
— Не желаю я спать, коли ты подле, — он поднял ее на руки, унося в горницу, — не дай мне заснуть сегодня.
Беспута недовольно скривилась, начиная сердиться на него. В голове тренькнул колдовской колокольчик, сообщая о том, что князь отошел ко сну. Любомир, наконец-то, уложил ее на постель, принявшись торопливо стаскивать с себя рубаху. Девушка оперлась на локоть, брезгливо глядя на его большой живот.
— Сказать тебе хотела, Любомир.
Воевода полез на ложе, тяжело напирая на нее всем своим телом.
— Что, милая? Что ты хочешь мне сказать?
Беспута, криво усмехнувшись, вытянула вперед руку, проводя ладонью перед его глазами.
— Спи!
Подчиняясь приказу, глаза Любомира вмиг закрылись, и он рухнул на нее, зайдясь храпом. Колдунья недовольно отпихнула спящего воеводу. — Надоел ты мне, боров ненасытный. Не до тебя мне сейчас.
Выбравшись из-под его грузного тела, Беспута вышла в другую комнату, бросив на лавку подушку. Наконец-то князя сморил сон. Эта ночь должна быть решающей. Торопливо улегшись на лавку, она закрыла глаза, погружаясь в сновидения.
— Где же ты, Богумир? Я иду за тобой, милый князюшка, тебе от меня не спрятаться.
Сквозь глубокий туман мира снов пробивалось едва заметное свечение его души, словно мерцающий маячок.
Беспута, будто ночной мотылек, радостно летела на свет, предвкушая близость мести. Ее призрачные руки уверенно раздвигали густой туман, желая поскорее добраться до истощенного князя.
Вот уж и ворота княжьего дома показались, рассыпаясь прахом от нетерпеливого взмаха ее руки. Нет в мире снов ни дверей, ни запоров, коих бы она не сокрушила. В этом мире грез даже каменные стены рассыпались от одного лишь ее дуновения. Это был тонкий мир, в котором ее колдовская сила была совершенной.
Вот и скрипучие ступени застонали под ее воздушной поступью, заставляя князя испуганно съежиться на ложе. Беспута расхохоталась, представив себе его жалкое лицо, на котором похоть боролась со страхом.
— Я пришла, Богумир. Что же ты не встречаешь меня? Али не рад мне, милый?
Девушка толкнула пальцем тяжелую дубовую дверь, ведущую в княжью опочивальню, и изумленно замерла — дверь не отворилась, словно была настоящей. Беспута изо всех сил толкнула ее рукой — и вновь дверь не поддалась, лишь натужно заскрипели петли от ее усилия. Колдунья, взвыв от ярости, стала молотить по ней кулаками, добавляя к каждому удару колдовские наговоры:
— Оторвись, доска трухлявая, разойдись, скоба ржавая, гнитесь, гвозди некованые, отодвиньтесь, запоры наговоренные. Нет вашей силы предо мной, не устоять двери ни одной! Выпущу шашелей прожорливых, да источат они доски трухлявые, да падет прахом то марево, чужою волею созданное.
Княжья горница ходила ходуном от творимой ворожбы. Тяжелая дубовая дверь содрогалась от гулких ударов, доски трещали, роняя на пол трухлявые щепки. Князь метался на постели, забывшись в глубоком сне. Испуганная Марфа дрожащей рукой пыталась вытереть с его лба капли пота.
— О, Боги, что ж это делается! Дверь того и гляди с петель слетит.
Шептуха спокойно сидела на лавке напротив двери, рисуя на полу причудливые знаки своей кривой клюкой. Ее осанка была гордой, будто она помолодела десятков на пять лет.
— Не слетят, Марфа, не бойся. Веру иметь надобно, тогда никакая ведьма тебе не страшна. Избавь себя от страха, нет его в твоем сердце.
Марфа вновь заботливо отерла княжий лоб от пота и заплакала.
— Как же избавить-то себя, коли тут такое творится?
Шептуха замерла, будто прислушиваясь к чему-то, затем поднялась и подошла к окну. Тяжелые дубовые ставни, наглухо закрытые от непогоды, задрожали.