- Что за сокровище, Джек?
Он помедлил.
- Ты прав. Катя знает больше, чем решилась открыть, но мне не хотелось давить на нее. Впрочем, был один примечательный момент. На конференции, в гостинице, она показала мне дядин трактат о Читрале. Это была докторская диссертация Хай Чэня - один из редких случаев, когда его идеи оказались на бумаге. С главой о легендарном царе-боге - все том же Хаджите Синхе, или Тигровой Длани, - Кате прежде не удавалось ознакомиться. Дочитав до этого места, она сильно побледнела. А когда я рассказал об обстоятельствах, при которых был найден один принадлежащий мне артефакт, у нее чуть не случился обморок. Никаких объяснений не последовало: вопрос закрыт. Но что-то явно ее встревожило. Думаю, здесь замешаны какие-то темные силы. Кому-то понадобилось остановить ее дядю. Тогда она и начала по-настоящему за него беспокоиться.
- Так вот зачем мы собрались в джунгли на самом деле? Будем искать родственника Кати, а заодно и его сокровище?
Какое-то мгновение Джек не отрывал глаз от карты, потом бросил взгляд на дверь дневной каюты.
- Все намного, намного сложнее. - Он посмотрел на часы: - Рано утром мы прибудем в Арикамеду.Но перед этим я хотел бы вам всем кое-что показать. У меня тоже есть сокровищница, хоть и маленькая.
Массивные бронзовые двери захлопнулись, и пустыни с ее жаром и вонью сразу как не бывало. Мужчина щелкнул пультом управления, и на миг от продолговато черной плиты, заменявшей здесь стол, до высокого сводчатого потолка протянулся тонкий столб света. Потом он исчез, и мужчину обволокла тьмя - столь глубокая, что само его существо словно бы растворилось в ней, стало единым целым с первозданной стихией. Он восседал на холодном мраморном полу в позе лотоса, по-турецки скрестив ноги и обратив ладони кварху; шелк халата ласкал его кожу. Его рука коснулась контрольной панели. Многие годы мужчина играл и творил, довольсьвуясь изображением на мониторе, но всегда мечтал оказаться в этих покоях во плоти. И вот он здесь, в его власти целый мир ощущений и образов, от которого лишь шаг до божественного бытия, что ему вскоре предстоит обрести.
Он уже запустл исходную последовательность. Она подготовит его ко всему остальному, поможет очиститься и сосредоточить разум, как помогала бессчетное множество раз, стоило ему оказаться здесь. Откуда-то из темноты донесся звук падающих капель, вскоре преобразившийся в шум водопада - совсем негромкий, и все же дыхание мужчины потонуло в нем, даруя свободу от самоощущения. Его тело уже переполняла энергия шуйдэ - стихия воды. Он закрыл глаза и впустил в себя у дэ, все пять стихий разом - землю, дерево, металл, огонь и воду, и каждая из них поглощала предыдущую, точно как династия Цинь пресекла обесчещенную династию Чжоу; сила воды превозмогла силу огня. А следом накатил мрак - эпоха незавершенных форм, бесконечной зимы, смерти, расставания с прошлым. И в эту пустоту явился Шихуанди, Первый император, Божественный, чтобы переделать Вселенную по собственному подобию, наполнить каждый ее уголок отголосками своей воли, от которой никому и ничему не укрыться. И вот теперь Братство, сменившее со времени сокрытия гробницы шестьдесят шесть поколений, готовилос к часу, когда божественна вселенная Шихуанди выплеснется в реальность и его земные воины вновь оседлают коней. Но перед этим требовалось выполнить последнее задание. Вот почему мужчина созвал сегодня остальных.
Он поднял веки. Налетел прохладный ветерок, неся с собой сладкий аромат горных цветов. Место тьмы занял неверный, сумеречный свет. У мужчины возникло чувство, будто он воспаряет над землей, возносится в небеса. Перед глазами возникла горная панорама, точно укутывая его со всех сторон. Из облачного моря выпирали зубцы утесов, вдали виднелись хребты - оливково-зеленые и пастельно-коричневые, испещренные сочными изумрудными рощами, увенчанные небывалыми сооружениями - особняками, подворьями, пагодами, в своей гармоничности походившими на наросты скал. Такой вид открылся некогда Первому императору - Шихуанди, что побывал на высочайших пиках своего царства и объявил все пространство между небом и землей своей собственностью, что высек на камне летопись свершенных им деяний и установил власть над сущим. Изображение поблекло, уступив место надписи, рядам китайских иероглифов на черном фоне. Губы мужчины зашептали священные слова, девнюю формулу могущества:
