Единственным, кто не смеялся, был толстяк, слишком взволнованный собственным рассказом о встрече с дровом.
— И все-таки, — сказал он, стараясь побороть волнение, — когда я думаю об этих лиловых глазах, уставившихся на меня из-под капюшона, меня дрожь пробирает!
Улыбка Родди исчезла в мгновение ока.
— Лиловых глазах? — с трудом выдавил он.
Родди доводилось встречаться со множеством существ, обладающих теплочувствительным зрением, характерным для большинства обитателей Подземья, и он знал, что обычно такие глаза напоминают красные точки. В памяти Родди все еще жили воспоминания о лиловых глазах, глядящих на него, придавленного кленом.
Еще тогда он понял, что глаза такого странного оттенка являются редкостью даже среди темных эльфов.
Те, кто стоял ближе к Родди, прекратили смеяться, думая, что вопрос Родди является выражением сомнения в правдивости рассказа толстяка.
— Они были лиловыми, — настаивал толстопузый, хотя в его дрожащем голосе не чувствовалось большой уверенности.
Окружающие ждали, согласится с ним Родди или опровергнет, не зная, верить рассказчику или нет.
— А какое оружие было у этого дрова? — мрачно спросил Родди, с угрожающим видом поднимаясь на ноги.
Толстяк на секунду задумался.
— Кривые клинки, — выпалил он.
— Сабли?
— Сабли, — согласился толстяк.
— А не назвал ли этот дров свое имя? — спросил Родди, и когда рассказчик замялся, Родди сгреб его за воротник и поднял над столом. — Дров назвал свое имя? — повторил он, жарко дыша прямо в лицо толстяку.
— Ну… это… э-э, Дзир.
— Дзиррит?
Человек неуверенно пожал плечами, и Родди отпустил его, проревев:
— Где? И когда?
— В Тайнолесье, — повторил дрожащий толстяк. — Три недели назад. Дров собирался в Мирабар вместе с Плачущими монахами, так мне кажется.
Большинство из собравшихся при упоминании об этой группе религиозных фанатиков застонали. Плачущие монахи представляли собой банду оборванцев и попрошаек, которые верили (или заявляли, что верят) в то, что в этом мире существует определенное количество страданий. Чем больше мучений падет на их долю, тем меньше придется вытерпеть остальным. Почти у всех этот монашеский орден вызывал презрение. Некоторые из его членов были искренни, но другие только попрошайничали, обещая вынести ужасные страдания ради дающего.
— Они были товарищами дрова, — продолжал толстяк. — Когда надвигается зима, — они всегда идут в Мирабар, где похолоднее.
— Долгий путь, — заметил кто-то.
— Длиннее, чем ты думаешь, — сказал другой человек. — Плачущие монахи всегда ходят через туннель.
— Три сотни миль, — вмешался в разговор человек, узнавший Родди, пытаясь успокоить взволнованного охотника.
Но Родди уже не слышал его. Волоча за собой пса, он вихрем вылетел из харчевни, громко хлопнув дверью и оставив всех в полном недоумении.
— Значит, это Дзиррит отнял у Родди собаку и ухо, — продолжал мужчина, в свою очередь привлекая к себе внимание собравшихся.
До недавнего момента он и представления не имел о странном имени дрова и сделал свои выводы только что, на основании реакции Родди. Все тут же обступили его и, затаив дыхание, стали ждать, что он им расскажет о Родди Макгристле и лиловоглазом дрове. Как истинный завсегдатай «Дерри», он решил, что недостаток информации не помешает ему рассказать эту историю. Засунув большие пальцы рук за ремень, он начал повествование, заменяя недостающие эпизоды мало-мальски подходящими россказнями.
Той ночью окрестности вокруг харчевни «У Дерри» часто оглашались громким аханьем и восхищенными хлопками, выражавшими испуг и восторг, однако Родди Макгристл и его желтый пес уже катили в своей повозке по Долгому тракту, увязая в грязи, и ничего этого не слышали.
— Эй, что-ты-делаешь? — раздался жалобный голос из мешка позади скамьи Родди, и Тефанис выполз наружу. — Почему-мы-уезжаем?
Родди быстро повернулся и схватил хлыст, но Тефанис, хоть и заспанный, без труда сумел спрятаться в безопасное место.
— Ты мне наврал, отродье кобольда! — взревел Родди. — Ты сказал, что дров сдох. А он жив-живехонек! Он идет в Мирабар, и я хочу поймать его!
— Мирабар? — вскричал Тефанис. — Слишком-далеко, слишком-далеко!