И все же у молитвы иная цель. Сегодня мы посвящаем себя осознанию зла, ибо мы знаем, в каких многочисленных формах может оно представать, и потому мы должны восстать против него и защитить себя против его коварства.
И потому, дети мои, мы должны слышать хлопанье крыльев диавола вокруг нас, поскольку без него нам не понять безграничной благости Диоса. Потому мы раздумываем о более глубоком значении молитвы, и о трудности откровения темной стороны наших душ, и, по осознании этого, о лучшей защите нашей доброй чести…
Потом она поднялась по лесенке вместе с ним и прошла за кафедру в простую деревянную дверь. Они прошли по короткому каменному коридору, в конце которого оказалась другая дверь. Она постучала, и дверь тотчас отворили.
Они оказались в жилище дона Испете. Оно было маленьким, уютным, совершенно домашним. Там было несколько мягких стульев, удобный деревянный стол и кресло с высокой спинкой, а также книжные полки от самого пола до потолка. Половина левой стены была занята окном, за которым виднелся зеленый сад. Туда вела маленькая полуоткрытая дверца.
Дон Испете, похоже, только что сел за стол, но, когда увидел их, тотчас же встал и подошел поприветствовать гостей.
– Сеньора, – сказал он, улыбаясь, и поклонился, прикоснувшись губами к ее руке.
– Дон Испете, – негромко проговорила сеньора. – Нам понравилась ваша проповедь. – Она повернулась так, будто вдруг обнаружила когото рядом. – О, кстати, это Мойши АннайНин, мой друг.
– Бьенвенидо, сеньор. – Священник поклонился, но не протянул руки. Вежливость, похоже, он хранил только для тех, кого он хорошо знал. – Могу я предложить вам выпить? – Он смотрел прямо на сеньору.
– Благодарю вас.
Куро взял высокий хрустальный графин, на три четверти заполненный красным вином. Налил всем и, подняв свой кубок, провозгласил:
– Салуд! – Он сделал большой глоток, они последовали его примеру.
Дон Испете поставил свой кубок на стол и снова сел в кресло с высокой спинкой. Сложил руки на животе.
– Чем могу быть полезен вам, сеньора?
– Хелльстурм вернулся в Коррунью? – резко спросила она.
Священник погладил указательным пальцем свою бородку и развел руками.
– Сеньора, я не могу… – Но она уже встала и прошла через маленькую комнатку. Теперь она стояла у окна, словно глядя на зелень сада.
– Такие красивые деревья, – сказала она. – Знаете, дон Испете, эти оливы старые. На самом деле старые. Прадеды в своем роду.
– Да, сеньора. Это так.
– Жаль будет рубить их.
Священник еще раз развел руками. Его руки напоминали Мойши морские анемоны, готовые схватить зазевавшуюся рыбку.
– Тяжко видеть гибель живого, сеньора, что бы это ни было. Но сейчас это служит Диосу, к вящей славе Его.
– О да, – медовым голосом проговорила она. – Должно служить славе Диоса, ибо это первая цель Церкви. Но, дон Испете, – она отвернулась от окна и посмотрела в глаза куро, – Церковь не может действовать без помощи паствы, не так ли? Я не могу представить, чтобы Церковь могла оплатить… ну, все.
Лоб священника прорезали две вертикальные полосы.
– Разве не так? – повторила она.
– Так, сеньора, – неохотно ответил дон Испете. – Но я не понимаю…
– То расширение иглесии, о котором вы подумываете, стоит дорого, не так ли? Почти непомерно дорого, можно сказать.
– Не совсем так, сеньора. Я должен заметить…
– И оно требует помощи – всесторонней помощи – каждого прихожанина. Не так ли, дон Испете?
– Да, сеньора. Но каждый должен знать, что от него ожидается…
– Но от тех, кто, скажем, является человеком более чем среднего достатка, требуется большее… хм… благочестие?
Дон Испете сидел неподвижно, как статуя.
– Я как раз из таких состоятельных прихожан и знаю все на личном опыте.
Священник попытался было чтото сказать, прокашлялся, прежде чем снова начать.
– Надеюсь, сеньора не собирается забрать свой вклад? – сдавленным голосом проговорил он.
– Нет, ничего подобного я не собираюсь делать, – все таким же сладеньким голосом ответила она, хотя было ясно видно, что она издевается. – С чего вам только в голову взбрела подобная мысль! Какая чушь!
Она села рядом с Мойши.
– Итак, – приказала она, – вернемся к первому вопросу.
