Воин Опаловой Луны - страница 5

Шрифт
Интервал

стр.

Человек со шрамом выхватывает длинный кривой меч, поднимает высоко над головой, но чтото бросается на него из мрака. Словно сама ночь, полная мести и холодной неукротимой ненависти.

Меч свистит в воздухе, но ничего не встречает. Стальные пальцы хватают его за правое запястье и выкручивают. Он сопротивляется, отбивается кулаком, ногами. Поднимает колено для удара, но чтото тяжелое бьет его, разбивая коленную чашечку. Человек со шрамом всхрапывает, теряя дыхание. Вспышка боли. Левое запястье трещит, он кричит. Клинок падает на пол.

Его швыряют на постель, словно в нем нет никакого веса. Грудь сжимает, затем боль копьем проходит сквозь него, превращая внутренности в воду. Он лежит в собственной моче и дерьме, среди вони, униженный.

Кожа отделяется от плоти. Кровь колотится в висках, звуки искажаются. Сердце словно в тисках сжато, мозг сдавлен. Он не может дышать. Теряя сознание, он слышит вопрос – снова и снова, пока не вынужден ответить: ответ непроизвольно вырывается у него. Черная кровь вытекает из безвольного рта, сердце стиснуто до предела, мозг вопит об освобождении.

– Даа, – шипит голос гдето совсем рядом с ним. – Да, да, да. – Словно с другого конца света.

Под хрупкой пленкой глаз лопается пузырь. Разум вопит, заполняя вселенную. Затем кровь, словно вод; сквозь прорванную дамбу, начинает заполнять комнату, пропитывает постель, течет по полу через комнату, потоком прорывается в зал.

Часть первая

ГОРОД ЧУДЕС

ЧЕЛОВЕК С КРАСНЫМИ НОГАМИ

Мойши АннайНин проснулся под шум моря.

Довольно долго он лежал с открытыми глазами, всем существом прислушиваясь к тому, как волны тихо гладят старое дерево. Он слышал пронзительные вопли голодных чаек, и на мгновение ему показалось, что он на борту судна. Затем послышались хриплые крики портовых грузчиков, протяжный напев кубару, и Мойши понял, что он в порту Шаангсей. Ему стало сразу и грустно, и хорошо. Он любил этот город, может, даже больше, чем какойлибо другой на свете, чувствовал особенное, мощное родство с ним, хотя от своего родного дома он был далеко. И все же ему так хотелось, чтобы под ногами у него качалась палуба судна.

Одним гибким движением он поднялся на ноги, пересек широкую комнату с деревянным полом и раздвинул седзи, тянувшиеся вдоль стены, выходящей на море. Солнце, едваедва поднявшееся над горизонтом, припорошило воду золотой стружкой.

Он схватился громадной рукой за притолоку двери, выходившей на просторную веранду, тянувшуюся вдоль всего здания. Глотнул соленого влажного воздуха. Густой запах хлынул в ноздри. Он рассеянно потер широкую мускулистую грудь. «Ты вечно, море», – подумал он.

Косые лучи едва поднявшегося над окоемом солнца играли на его огромном теле. Кожа его была цвета корицы, и когда он улыбался своим широким, полногубым ртом – а это бывало часто, – на лице его белым сверкали зубы. Большие, широко расставленные глаза имели цвет дымчатого топаза – хотя в укромных уголках втихую поговаривали, словно о величайшей тайне, что в глубине их можно увидеть странную алую искру, словно отблеск пляшущего пламени. Длинный крючковатый нос казался еще более внушительным изза чудесного маленького алмаза, вживленного в смуглую кожу левого крыла носа. Густые черные волосы и окладистая бородка курчавились и блестели. В целом лицо его было средоточием чувств, увлекательной смесью отметин всяческих напастей – как от человеческой руки, так и от прочего. Это было лицо чужеземца – так говорили те в Шаангсее, кто знал, почему в нем столь сильно бросается в глаза притягательная мощь, незнакомая жителям этой части континента человека.

Мойши АннайНин потянулся, играя мускулами. Он глубоко вздохнул. Море непреодолимо тянуло его к себе, словно он был компасом, безошибочно указывающим на север. Он был лучшим штурманом в известном мире, так что его нынешнее положение действительно было несколько смешным. И все же он не видел в этом ничего забавного.

Он вернулся в комнату, широкими плавными шагами подошел к резному столику, на котором стоял здоровенный кувшин и тазик из зеленого, как море, камня. Был час баклана. Будь он на борту, в этот час он бы вновь поднялся на высокую палубу полуюта, чтобы окинуть взглядом море, ощутить волны, течение и дуновение ветра, впервые посмотреть на день. Он наклонился, полил голову холодной водой, налил ее в тазик, зачерпнул горстями, плеснул на лицо и плечи.


стр.

Похожие книги