— Такое не каждому дано, это талант. А откуда у вас столь чистое произношение? Ему невозможно научиться в университете, — допытывался Матвеев.
— Этим я обязана нашим соседям. Они были русскими, из Санкт-Петербурга. Бедные, бедные, погибли во время бомбежки.
— М-да, война, к сожалению, не разбирает, кто прав, а кто виноват, — признал Матвеев и уточнил: — Так, значит, вы из Берлина?
— Нет! Нет! Я там только училась, — лицо Лонге снова исказила гримаса, и она выплеснула весь тот ужас, что испытала несколько часов назад. — Там!.. В Берлине настоящий ад! Мертвые люди повсюду. Их никто не убирает! Это невозможно…
Голос Лонге сорвался, и на ее глаза навернулись слезы. Матвеев налил из графина воды в стакан и подал ей. Всхлипывая, она пила мелкими глотками. Он исподволь наблюдал за девушкой; в нем опять заговорил контрразведчик, и он пытался понять, кто находится перед ним: несчастная жертва войны или гитлеровский агент. Заострившиеся черты лица, запавшие щеки, ссадина на правой руке, пятнышко сажи на лбу и прорехи на плаще убедительно свидетельствовали о том, что Лонге действительно каким-то чудом сумела вырваться из ада, в который погрузился Берлин. Еще недавно она находилась между жизнью и смертью. Подозрительность, проснувшаяся в Матвееве, уступила место простым человеческим чувствам. Он видел перед собой юную девушку, бежавшую от ужасов войны, снял трубку телефона; ответил дежурный по отделу, и Матвеев распорядился:
— Иван, срочно найди бинты, йод или зеленку!
— Вы сказали — бинты, Александр Иванович? А что случилось? — уточнил Волков.
— Ничего! Делай, что тебе говорят! — потребовал Матвеев.
— Понял! Есть!
— А-а, и еще, Иван, поищи мыло, мыло надо женское.
— Извините, Александр Иванович, вы сказали — женское?
— Ну не наше же хозяйственное! От него даже у мужика шкура слезет!
— Так у Головко такого нет.
— Иван, ты служишь в контрразведке или где?! — начал терять терпение Матвеев.
— Все понял, Александр Иванович, найду!
— Другое дело! А сейчас ко мне в кабинет кофе и бутерброды. И еще, ты не забыл, как за дамами надо ухаживать?
— Э-э, ну…
— Постарайся.
— Понял! Есть! — принял к исполнению Волков.
Матвеев положил трубку на аппарат, обратился к Лонге и предложил:
— Рената, пройдите к дежурному по отделу, капитану Волкову. Вам окажут медицинскую и другую необходимую помощь.
Девушка ответила благодарным взглядом и покинула кабинет. Матвеев остался один, и в нем снова заговорил контрразведчик.
«…Интересно, как это ты вырвалась из Берлина? Каким образом перешла линию фронта? И этот твой русский абвер! Что за всем этим стоит?»
Вместе с вопросами ожили и прежние подозрения.
«…А если ты подстава абвера? Перед такой красавицей редкий мужик устоит. Вот бойцы и поймались на твой крючок, а дальше ты разыграла сцену. Русский абвер — это уже приманка для меня. Ничего не скажешь, с умом разработана легенда…»
Стук в дверь прервал размышления Матвеева.
— Войдите! — разрешил он.
Это был помощник дежурного по отделу. Он внес поднос с кофейником и бутерброды с ветчиной. Вслед за ним в кабинет возвратилась Лонге. За несколько минут она преобразилась. Роскошные волосы пышной волной ниспадали на плечи. Щеки окрасил нежный румянец, а в глазах появилась живинка. О прежней Ренате напоминала белоснежная повязка на правой руке.
«Женщина есть женщина!», — отметил про себя Матвеев, разлил кофе по чашкам, кивнул на тарелку с бутербродами и предложил:
— Угощайтесь, Рената.
Она деликатно откусила маленький кусочек и запила кофе. Но голод дал о себе знать, и, съев бутерброд, девушка потянулась ко второму. Матвеев наблюдал за ней и возвращался к мысли о возможной связи Лонге с германской разведкой.
«…Если ты подстава на вербовку, то кто за тобой стоит? Главное управление имперской безопасности? Тайная полевая полиция? Гестапо? Вряд ли. Слишком тонкая комбинация. В лучшие времена они этим не занимались, а сейчас и подавно…»
Поведение Лонге и обстановка на фронте оставляли все меньше места для подозрений.
«…Нет, ты, Рената, не гитлеровский агент! Не агент, но есть все, чтобы стать им. Умна! Хороша собой! В сложной обстановке не теряешься. Это же надо, сумела выбраться из Берлина и перейти линию фронта?! Такое не всякому мужику под силу. Готовая разведчица!» — пришел к этой мысли Матвеев.