Самая ужасная ночь в моей жизни подходила к концу. Дима опустил жалюзи на окнах. Палата погрузилась в полумрак. Без четверти восемь все ушли на завтрак. Осталась только я.
Сев у изголовья кровати, я убрала волосы со лба Влада. Никогда еще его лицо не казалось мне таким прекрасным. Я любовалась им, как редчайшим произведением искусства.
Неожиданно тонкие с синими прожилками капилляров веки дрогнули. Я насторожилась. Медленно, словно каждое веко весило не менее тонны, Влад открыл глаза, обвел комнату взглядом и остановился на мне. Уголки бледных губ чуть приподнялись в слабом подобии улыбки.
— Удача мне изменила, — первое, что он сказал мне.
Я не сразу поняла, о чем идет речь. Заметив моё замешательство, Влад пояснил:
— Чертова ведьма. Теперь мы с ней в расчете. Я отдал ей часть своего везения в обмен на информацию.
Голос становился все тише, он постепенно затухал, как огарок свечи. Я должна была его остановить, сказать, что все это неважно, но не могла даже пошевелиться. На меня обрушилась вселенская грусть. Слова Влада долетали до слуха, я даже понимала их смысл, но сил ответить не было.
Губы охотника продолжали двигаться, но с них не слетало ни звука. В палате стало тихо. Только приборы пикали, поддерживая жизнь Влада. Внезапно равномерное «пи-пи» сменилось сумасшедшей сиреной. Губы Влада так и остались полуоткрытыми, глаза закатились, он дернулся пару раз и затих.
В палату вбежали несколько человек в белых халатах. Я не успела опомниться, как меня вытеснили в коридор. Единственное, что поняла — сердце Влада остановилось, но чтобы узнать это, мне не нужны были многочисленные приборы. В ушах стояла оглушающая, давящая тишина мира, где не слышно стука самого важного сердца.
На шум прибежали остальные. Мы сбились в кучу перед дверью в палату и ждали, ждали, ждали…
Прошла целая вечность, прежде чем появился неровный, сбивчивый сердечный ритм. Усталые доктора вереницей вышли в коридор. К нам подошел уже знакомый хирург. Выглядел он еще хуже, чем накануне.
— Как у него дела? — вопрос задал Глеб, так как мы не могли раскрыть ртов.
— Плохо, очень плохо, — доктор вздохнул и, наконец, решился сказать ту самую правду, которую я еще недавно так жаждала услышать. — Вам лучше проститься. Вряд ли он переживет следующую ночь. К сожалению, внутренние повреждения не совместимы с жизнью.
В этот момент я осознала одно — я ненавижу правду, просто терпеть её не могу. Мы с Ксюшей, не сговариваясь, повисли на Диме. Он прижимал нас к себе и что-то шептал о том, что все непременно образуется, но, судя по голосу, слабо в это верил.
Глава 15. Мы в ответе за тех, кого приручили
Виктор повел себя неожиданно. Он попросил Глеба отвезти Диму и Ксению в кафе, отвлечься. Ни о каком прощании он и слышать не хотел. Старый охотник выглядел решительно, будто владел какими-то важными знаниями и собирался применить их на практике.
Назад в палату мы вошли вдвоем. Влад спокойно спал и, кажется, стал еще бледнее, если такое в принципе возможно. Виктор, даже не взглянув на сына, направился к окну, раздвинул створки жалюзи и выглянул на улицу.
— Чудесная сегодня погода, — начал он издалека.
Я вяло кивнула, понимая, что развернутого ответа никто не ждет. Пальцы автоматически гладили руку Влада.
— Я знаю, как спасти сына, — такой резкий переход застал меня врасплох. Посмотрев в безумные от горя глаза охотника, я заподозрила самое плохое и он не обманул моих ожиданий. — Ты дашь ему свою кровь, и Влад будет жить!
— Я не стану этого делать, — пришлось заставить себя говорить спокойно. — Я дала Владу клятву, что никогда его не обращу. Чтобы ни произошло и как бы мне не хотелось видеть его живым.
— Я ради тебя предал всё во что верил! Научился жить по-новому, и ты говоришь, что не можешь спасти моего сына?
— Я поклялась! — я перешла на крик, ощущая себя предателем. Если бы только Виктор знал, как я желала того же, что и он!
— К черту клятвы! Ты просто не любишь его.
— Это не правда. Именно потому, что люблю, я собираюсь сдержать слово. Влад не хотел такой жизни. Подумай, на что ты его обрекаешь!
— На жизнь. Какая разница, какой именно она будет? — злость Виктора растворилась, осталась только боль несчастного отца, вынужденного наблюдать, как умирает его сын.
