Похоже, она поняла, что он имел в виду.
— Вот и я думаю: почему — Фоллз? — проговорила она. — Почему — Водопады?… Ведь здесь есть только один чахленький каскад — вот этот… Я расспрашивала местных жителей, но никто не смог объяснить мне толком. — Она немного помолчала. — Когда-то это был шахтерский поселок.
Ребус свел брови.
— Шахтерский поселок? Здесь?!
Тонкой как спичка рукой Биверли показала куда-то на север.
— Вон там, примерно в миле отсюда. Впрочем, уголь быстро выбрали. Это было еще в тридцатых…
— Именно тогда и построили Медоусайд?
Она снова кивнула.
— А теперь разработки не ведутся?
— Уже лет сорок. Я думаю, что теперь большинство жителей Прилужья — безработные. Когда-то там действительно был луг, но потом Прилужье разрослось, и от луга ничего не осталось. — Мисс Доддс поморщилась, потом заговорила о другом. — Как вам кажется, — спросила она, — вы сумеете здесь развернуть машину?
Ребус кивнул.
— В любом случае можете не торопиться, — добавила она и повернулась, чтобы идти обратно. — Я пойду вперед и приготовлю чай. Жду вас в моем доме «У Круга».
Она назвала свой коттедж «У Круга», объяснила Биверли Доддс, наливая воду в чайник, потому что у нее есть гончарный круг.
— Я начала заниматься этим после развода, для отвлечения, — продолжала она. — Но оказалось, что у меня получается очень даже неплохо. Некоторые мои старые друзья были просто поражены!.. — По тому, как она произнесла последнюю фразу, Ребус догадался, что упомянутым «друзьям» в новой жизни мисс Доддс места не нашлось. — Поэтому Круг для меня еще и символ «возвращения на круги своя», — добавила она и, взяв в руки поднос, провела Ребуса в комнату, которую называла своим «ателье».
Это была небольшая комнатка с низким потолком, загроможденная пестрым барахлом. Ребус сразу заметил несколько обливных керамических посудин синего цвета, которые, судя по всему, были сделаны руками самой хозяйки. Он стал их рассматривать.
— Здесь в основном мои ранние работы, — сказала Биверли Доддс нарочито небрежным тоном. — Я сохранила их исключительно из сентиментальных соображений. — Она снова откинула назад волосы, и Ребус увидел, как от тонких запястий скользнуло к острым локтям несколько браслетов.
— На мой взгляд, сделано очень неплохо, — сказал он.
За разговором Биверли Доддс успела разлить чай. Сейчас она протянула Ребусу неуклюжую глиняную чашку, покрытую все той же синей глазурью. Под стать чашке было и блюдце — толстое и немного кривое. Ребус огляделся, но так и не увидел в комнате ни куклы, ни гроба.
— Они у меня в мастерской, — пояснила Биверли, как будто прочтя его мысли. — Если хотите, я могу принести.
— Будьте так любезны, — ответил он, и мисс Доддс тотчас встала и вышла.
Оставшись один, Ребус испытал острый приступ клаустрофобии. В чашке у него оказался вовсе не чай, а какой-то травяной настой, который ему захотелось вылить в одну из ваз, однако он сдержался и достал мобильный телефон, чтобы просмотреть поступившие сообщения, но крошечный экран был пуст, что означало отсутствие сигнала. Возможно, виноваты были толстые каменные стены коттеджа, или же Фоллз находился в «мертвой зоне». Ребус знал, что в Восточном Лотиане такие зоны не редкость. От нечего делать он стал рассматривать книги в единственном в комнате шкафу. Здесь были собраны главным образом альбомы по искусству и ремеслам, но среди них затесались два тома, посвященные викканским обрядам[9]. Взяв один из них в руки, Ребус принялся перелистывать страницы.
— Белая магия, — раздался голос за его спиной. — Вера в силу Природы.
Ребус поставил книгу на место и повернулся.
— Вот и он… — сказала мисс Доддс.
Крошечный деревянный гробик она держала на прямых руках, словно участвуя в какой-то религиозной процессии. Ребус машинально шагнул ей навстречу, и она протянула гробик ему. Осторожно, словно прикасаясь к святыне (он чувствовал, что от него ждут именно такого отношения), Ребус взял у нее из рук деревянный ящичек. «Похоже, у нее не все дома, — пронеслась у него в голове шальная мысль. — Она сама все это устроила!» Но тут его вниманием полностью завладела странная поделка около восьми дюймов длиной. Тщательно отмеренные дощечки из какого-то темного дерева, возможно — мореного дуба, были сколочены медными гвоздиками наподобие обойных; линии отпила были слегка зашкурены, но и только. Вряд ли гроб смастерил профессиональный столяр — это понял даже Ребус, который не мог отличить стамеску от долота.
