Итог: банк Бальфура «стоил» не меньше ста тридцати миллионов фунтов; личное состояние его владельца составляло примерно пять процентов от этой суммы. Шесть с половиной миллионов фунтов несомненно представляли собой лакомый кусок, способный всерьез заинтересовать профессиональных похитителей. Но разве за столько времени профессионалы не вышли бы на связь?
Жаклин Бальфур, урожденная Жаклин Гилмартин, была дочерью дипломата и землевладельца, хозяина поместья в Пертшире площадью больше девятисот акров. Отец Жаклин давно умер, а мать до сих пор жила в небольшом коттедже на территории поместья. Землей в настоящее время распоряжался банк Бальфура, а сама усадьба Лэврок-Лодж использовалась для проведения конференций и других деловых мероприятий. Однажды в усадьбе даже снимался многосерийный телевизионный фильм, однако его название Ребусу ничего не говорило.
Жаклин Гилмартин, не отяготив себя университетским образованием, меняла занятия как перчатки. Главным образом, она работала в качестве личного секретаря того или иного бизнесмена. С Джоном Бальфуром Жаклин познакомилась в Эдинбургском банке в тот период своей жизни, когда она хозяйничала в Лэврок-Лодже. Через год они поженились, а еще два года спустя родилась Филиппа.
Почему-то Бальфуры ограничились одним ребенком. Правда, Джон Бальфур тоже единственный ребенок в семье, но у Жаклин были две сестры и брат, которые жили теперь за пределами Шотландии. Брат, пошедший по отцовским стопам, и вовсе находился в Вашингтоне, представляя британское Министерство иностранных дел… Тут Ребусу пришло в голову, что в недалеком будущем банкирская династия Бальфуров может прекратить свое существование, поскольку Филиппа, судя по всему, едва ли горела желанием взять управление банком в свои руки. Интересно, спросил себя Ребус, почему супруги Бальфур не попытались обзавестись наследником мужеского пола?
Впрочем, ничто из того, что он узнал, не имело непосредственного отношения к расследованию, и тем не менее Ребус почти наслаждался этой работой. В каждом расследовании ему больше всего нравилось выстраивать цепочки связей и заглядывать в чужие жизни, ища ответы на возникающие вопросы.
Затем он взялся за документы и заметки, касавшиеся Дэвида Костелло. Молодой человек родился в Дублине, там же учился в школе. В фешенебельный поселок Долки, расположенный к югу от города, семья переехала только в начале девяностых. Отец Дэвида Томас Костелло никогда не работал и жил на проценты от капитала, оставленного его отцом-застройщиком. Дед Дэвида владел несколькими отличными участками земли в центре Дублина, что позволяло ему и его семье ни в чем не нуждаться. Впоследствии он приобрел дюжину скаковых лошадей и стал посвящать скачкам все свободное время.
Тереза Костелло была, мягко говоря, не парой своему мужу. Дочь медсестры и учителя, она с натяжкой могла бы быть причислена к самой низшей прослойке среднего класса. В юности Тереза посещала художественную школу, но когда ее мать заболела раком, а отец запил, ей пришлось бросить занятия и пойти работать. Свою карьеру она начинала продавщицей в универмаге, потом занималась оформлением витрин и, наконец, стала дизайнером по интерьеру — сначала торговых залов в магазинах, потом квартир и особняков. Вот так Тереза и познакомилась с Томасом Костелло.
К тому моменту, когда они поженились, родители Терезы уже умерли. После свадьбы она могла бы бросить работу, но не сделала этого, продолжая с завидным упорством развивать свое крошечное предприятие из одного человека, пока оно не превратилось в известную фирму с оборотом в несколько миллионов фунтов стерлингов в год, на которой работали уже пятеро специалистов, не считая ее самой. Клиентура компании продолжала расти; к ней обращались даже из-за рубежа. Сейчас Терезе Костелло был пятьдесят один год, однако на покой она, судя по всему, не собиралась, тогда как ее муж, который был на год ее моложе, предпочитал вести светский, то есть праздный, образ жизни. Судя по вырезкам из ирландских газет, Томас Костелло часто бывал на ипподроме, принимал участие в приемах на открытом воздухе и тому подобных мероприятиях. На помещенных в газетах снимках он всегда был один, без Терезы, и Ребус сразу вспомнил о двух отдельных номерах в эдинбургском отеле… Впрочем, как справедливо заметил Костелло-младший, вряд ли это можно было считать преступлением.
