— Неизвестно, захотят ли они, — усомнился Моз.
— Мы ведь расследуем убийство, а не кражу леденцов из ларька, — возразила Шивон. — Им придется передать нам всю необходимую информацию.
Эрик Моз повернулся к ней.
— Существуют и другие возможности…
— Какие?
— Например, Специальная служба Департамента уголовного розыска. Эти парни занимаются многими интересными вещами, в том числе преступлениями с применением высоких технологий. Жесткое порно, производители и покупатели детской порнографии и тому подобное — вот с чем им приходится иметь дело. Ты не поверишь, на какие ухищрения пускаются преступники, чтобы уйти от ответственности: жесткие диски-«призраки», скрытые внутри других жестких дисков, «скринсейверы», которые прячут порнографические изображения, и так далее…
— Нам понадобится разрешение Специальной службы?
— Нам понадобится помощь тамошних ребят… — Моз посмотрел на часы. — Но сегодня, к сожалению, мы уже ничего сделать не успеем.
— Почему?
— Потому что в Лондоне сейчас тоже вечер пятницы. — Он кивнул. — Что ты скажешь, если я угощу тебя кружечкой пива или стаканчиком виски?
Шивон хотела отказаться; во всяком случае, на языке у нее вертелось сразу несколько подходящих предлогов, позволявших ответить отказом, не раня при этом ничьего самолюбия, однако она почему-то не сумела сказать «нет». Несколько минут спустя оба уже сидели за стойкой в «Мальтингсе» — популярном у полицейских пабе, находившемся недалеко от участка. Увидев, что Моз аккуратно ставит на пол свой кейс, Шивон спросила, что у него там.
— А ты как думаешь?
Шивон пожала плечами.
— Наверное, ноутбук, мобильник, дискеты…
— Гм-м… — Он взгромоздил кейс на стойку и уже собирался открыть, но вдруг покачал головой. — Нет, — сказал Моз. — Потом… когда мы узнаем друг друга получше.
С этими словами он снова поставил кейс на пол возле стула.
— Ты что-то от меня скрываешь? Разве тебе не известно, что «партнерские отношения строятся на взаимном доверии и поддержке»? — процитировала она.
При этих словах оба улыбнулись и занялись своими напитками, которые им только что подали: бутылку лагера для Шивон и пинту горького для Эрика. Свободных столиков в зале не было, поэтому они остались у стойки.
— Ну и как тебе служится в Сент-Леонарде? — спросил он.
— Нормально. — Шивон пожала плечами. — На мой взгляд, он ничем не отличается от других полицейских участков.
— Ну, не скажи!.. Не в каждом участке есть свой Джон Ребус.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась она.
Эрик слегка пожал плечами.
— В общем-то, ничего. Это Клаверхаус сказал… сказал, что ты вроде как ученица Ребуса.
— Это я-то ученица?! — Несмотря на то, что в зале громко играла музыка, возмущенный вопль Шивон заставил нескольких человек повернуться в ее сторону. — Ну и наглость!..
— Спокойнее, спокойнее! Это же не я сказал, а Клаверхаус.
— Тогда передай ему — пусть засунет свою голову себе в задницу!
Моз начал смеяться.
— Я вовсе не шучу! — все еще сердито сказала Шивон, но не выдержала и сама улыбнулась.
Они выпили еще по две кружки; потом Моз сказал, что проголодался, и предложил сходить в ресторан «Хоуи» — может, там найдется свободный столик. И снова Шивон не собиралась соглашаться, так как после лагера есть ей вовсе не хотелось, однако она снова не сумела сказать «нет».
Джин Берчилл задержалась в музее допоздна. Имя Кеннетта Ловелла запало ей в память, и она решила провести собственное исследование, чтобы проверить, насколько обоснованной может быть версия старого патологоанатома. Джин знала, что может сэкономить время, поговорив об этом с самим Девлином, но обращаться к нему ей не хотелось. Почему-то Джин казалось, будто от него до сих пор пахнет формалином, хотя она понимала, что это, скорее всего, чисто субъективное впечатление. Кроме того, каждый раз когда профессор пожимал ей руку, она невольно вспоминала о десятках, сотнях хладных трупов, к которым он когда-то прикасался. Занимаясь историей Джин привыкла иметь дело не с людьми, а с именами на страницах книг и старинных рукописей, которые и были объектом ее исследований. В свое время Джин пришлось ознакомиться с актом о посмертном вскрытии собственного мужа, читая который она сразу заметила, что составлявший этот документ врач делал свое дело с явным удовольствием. Описание патологии печени, которой он уделил больше всего внимания, и вовсе читалось как поэма в прозе! «Печень увеличена и перегружена»… Именно так там и было написано — «перегружена». Джин знала, что определить алкоголизм после смерти достаточно просто, однако ей бы и в голову не пришло восхищаться состоянием изъеденной циррозом печени.